Анатолий Добрович



ИЗ ИЗРАИЛЯ - С ПОКЛОНОМ



Опыт прочтения книги "Двести лет вместе"

    
     Александр Исаевич Солженицын в своем объемистом труде об истории евреев в России определенно истины хочет (а не сведения счетов). Кто в этом усомнится? Но его метод поиска истины заставляет задуматься.
     А.И. исходит из некоего общего своего понимания "движущих сил" истории. Глубина его проникновения в предмет доступна, видимо, не всякому читателю. Если что выступает со всей определенностью на поверхность солженицынской концепции, так это участие высшего Промысла в историческом процессе и фигуры наций (народов) как персонажей всемирной драмы. Возразить тут вправе лишь некто равномощный по духовному опыту. И все же в сегодняшнем мире произошел некий сдвиг, за которым может последовать и сдвиг в историософии. Глазам открывается срез исторической действительности, на котором вещи видятся не так, как прежде. И пусть развертываемая ниже мысль кому-то покажется плоской; ее стоит высказать - хотя бы для того, чтобы впоследствии опровергнуть. На предлагаемом читательскому вниманию "срезе" ход истории выглядит как смена элит.
    
     Во все времена человек рождается под чьей-то определяющей его судьбу личной властью (под властью одного лишь Господа - разве что цари, да и те в детстве подчинены родителям). Во все времена человек, обнаруживая себя внутри определенного социального слоя, если не на деле, то хоть в мечтах, пробивается в элиту этого слоя - даже самого низкого. А пробившись в нее на деле (за счет рвения, предполагающего не только даровитость и трудолюбие, но и жестокость, но и коварство), подумывает о проникновении в слой, расположенный выше. Если проник, то и здесь, осмотревшись, принимается соображать, как ему войти в элиту новообретенного слоя. Самые одаренные - не только талантами: волей к достижению, к обходу соперников, к проглатыванию унижений на пути, к незамечанию причиняемых другим обид - пробивались от раба, от крестьянского сына до приближенного царя, до самодержца даже, если вдобавок сопутствовала удача. Но такое продвижение в одиночку нереально. Для начала необходимы покровители, открыватели дверей. Так честолюбец осваивается в элите, впустившей его в свой состав. А затем он пытается привлечь к себе определенную часть этой элиты, чтобы вместе (оттеснив часть оставшуюся) двигаться дальше вверх, в элиту слоя повыше. У него появляются "свои", и он тянет их за собой, суля им выгоды в случае собственного продвижения. Победив, он либо выполняет посулы, либо сметает бывших "своих", заменяя их более сговорчивыми сторонниками; как бы то ни было, в итоге на смену прежней элиты данного социального слоя постепенно, а то и рывком, приходит новая. Если более высокий слой недоступен, непрошибаем, то целеустремленному человеку приходится удовольствоваться достигнутой ( даже скромной) позицией в предыдущем слое, но зато в составе его административной, финансовой, военной, научной, художественной, спортивной - да хоть криминальной - элиты. Даст Бог, его потомки с этого трамплина скакнут и повыше. Представляется, что эта модель процесса приложима к любой эпохе и к любой стране. Сквозит она и в эпосе; занятность сказки об Иванушке-дураке, женившемся на принцессе, как раз в том, что счастье привалило ему даром, как бы в насмешку над теми, кто добивался этого потом, кровью и подлостью.
     Бывают времена смуты (разруха, война, слабость или беспутность власти), когда субъект из низов может подняться на верхние ступени социальной лестницы совершенно иным способом: не упорным продвижением или неостановимым взлетом, а решительным насильственным свержением существующей пирамиды социальных слоев и их элит. И опять же никогда не в одиночку. Надо сперва примкнуть к группе, решившей развалить существующий политический уклад; надо выказать себя достойным войти в элиту этой группы; надо участвовать в акциях, призванных подавить сопротивление властей (как правило, это означает взяться за оружие или суметь призвать к нему других); надо вовремя перейти от пропаганды к действиям (обычно к убийствам и грабежам, исключения редки); надо, наконец, из низовой или промежуточной группы экстремистов перескочить в высшую, принимающую решения о социально-политическом переустройстве на управляемой территории. Но когда подобная, по-своему иерархизированная, группа ниспровергателей воцаряется в обществе, она представляет собой не что иное, как новую элиту - и порождает новую пирамиду элит. Такой поворот истории называют "революцией" (если верховная власть в конечном счете группой завоевана) или "мятежом" (если революция не удалась).
     Ценнейшим достижением цивилизации в сфере политического устройства считается демократия. При ней для проникновения в общественную элиту субъекту надо привлечь к себе (и к сотоварищам) широкие массы и добиться популярности - добиться, так сказать, сверхпотребляемости своего продукта, будь то автомобили, продукты питания или музыкальные диски, в политике же - надо получить большинство голосов. Массы привлекают талантом, оригинальностью, идеологией, многообещающей программой, удачными лозунгами, импозантной или вызывающей внешностью, пряными скандалами, крепкими финансовыми связями, незапятнанной честностью, сугубой изворотливостью, великодушием, жестокостью, чувством юмора, интеллигентностью, неотесанностью - чем придется. Важно "попасть в струю", угадать (либо рассчитать), какой "имидж" сработает сегодня наилучшим образом. Попадание в струю и определяет удачу, при том, что неудачливые порой не менее даровиты исходно. (Надо, правда, признать, что удача раскрепощает и поднимает талант, а неудача его скукоживает).
     Из сказанного не следует, что соискатель "ниши повыше" в демократическом обществе обязательно прожженный циник. Умение держать нос по ветру вовсе не исключает одаренности или продуманной убежденности в своей правоте. Предполагается также вера честолюбца в благотворное влияние его усилий на судьбы общества. Само собой, противостоящая ему часть элиты должна быть оттеснена как устаревшая, бездарная, неправая и неблаготворно влияющая. Чтобы дискредитировать противников, необходимо опять-таки умело выбирать средства: эти средства должны нравиться изменчивой массе. В иное время массе не по душе грубые приемы борьбы (например, политической), в иное же - только они и кажутся доказательством силы.
     Впрочем, не обязательно быть циником и консерватору, соискателю карьеры в рамках недемократического общества. Он может искренне почитать и превозносить властные структуры, в которые вживляется, и верить, что без этих структур общество развалилось бы (что нередко оказывается правдой!). Да и революционер-радикал тоже скорее фанатик, чем циник. У него вполне определившиеся взгляды на то, в чем состоит "народное счастье", и ему ясно, что "если не я (мы!), то кто же?" Ведь политические соперники, как он отчетливо видит, наверняка счастья народу не принесут. Только и здесь нос держат по ветру: агитация революционного лидера должна быть особо привлекательной для масс (скажем: "Земля - крестьянам, фабрики - рабочим!"), иначе массы не "проголосуют" штыками и дрекольем за новое руководство...
     Следовало бы, хоть в качестве мысленного эксперимента, отвлечься от субъективных и идеологических устремлений соискателя (зафиксируем этим словом рассматриваемый тип волевого, амбициозного и явно небесталанного человека). Его "правота" или "неправота" решается переменчивым судом истории или неисповедимым Божьим судом. В нашем умопостроении важнее общая картина: в любые времена есть соперничающие соискатели (претенденты на места в элите); способнейшие и удачливейшие из них окружаются единомышленниками, образуют с ними "соискательскую команду", выдавливают (или свергают) конкурирующие команды и занимают место прежней элиты, формируя и подстраивая под себя элиты дочерние.
     Если сделать над собой усилие и смириться с этой картиной, признав ее правдоподобие, то возникают вопросы. Прежде всего: а сколь пристегнута к этой картине концепция "нации"? Может, есть нации "плохие", у которых она, картина, выглядит именно так, и "хорошие", у которых всё по-другому, всё по чести, по совести, по справедливости?.. Но так ли уж продуктивно рассматривать сцену истории как оперную сцену, где герои противостоят негодяям?
     Возьмем теперь евреев. Придавленные вековыми ограничениями (у них чужая вера, чужой коренному населению жизнеуклад; население воспринимает их сквозь призму демонизирующего мифа; перемениться они не могут (или не хотят); сопротивляться притеснениям у них недостает силы; бежать для них - сменить одну чужбину на другую...), евреи тем более помышляют о проникновении в элиту страны проживания - да это же их форма самосохранения! И не только в ремесленную, купеческую и финансовую элиту, но и в научную, художественную, военную, административную, политическую. И вот ведь чудо: благодаря революции это оказывается возможным! Вдобавок у них есть преимущества перед другими соискательскими группами в смутную пору: относительная, но почти поголовная грамотность, привитые в хедере привычка к учебе и почтение к знанию, умение соображать и подсчитывать, да еще неуемный темперамент... Вперед! Использовать любую возможность!
     А где же их конкуренты в эпоху восстания, гражданской войны, становления новой власти? Всяческие "благородия" и "превосходительства", мыслящие и европейски образованные, вызвав ненависть масс, с евреями не конкурируют по причинам куда как жутким: их пустили в расход либо вышвырнули из страны. (Недобросовестно утверждать, что это сделали именно евреи: русский народ это сделал, евреи и другие малые нации лишь участие принимали - евреи разве что участвовали особенно рьяно, потому что при "превосходительствах" они так бы и оставались в большинстве своем при своих лавочках и мастерских). Между тем, революционные выдвиженцы из славянских масс больше маузером умели махать, чем планировать и осуществлять дела государственные. Любопытная деталь: многие из этих выдвиженцев в пору ранней советчины женились на еврейках. Интеллигентным еврейским девушкам и прежде случалось выходить за русских радикалов; оставим идеалистический настрой, создававший такие пары; упростим картину: девушкам хотелось в элиту как в прежние, так и в новые времена. А мужьям-то их из революционных полуграмотных выдвиженцев чего хотелось? Чернобровую с усиками? Или супругу, которая и документ разберет, и совет даст, с кем и как держаться, и на люди умеет выйти в должном виде?
     Ну, пусть евреи - нация исходно "плохая", тысячами выдвигающая в новые элиты изворотливых и бестрепетных функционеров (от какового факта А.И. свой взор отвести не может, да и не должен). Евреи ли несут ответственность за то, что трехсотлетняя царская династия оставила свой народ в темноте и раболепии? Вынудила к свирепой схватке полуголодные массы и верхушку, не знавшую ни в чем отказа и просаживавшую состояния за ломберным столом? Пусть русские - нация исходно "хорошая", высоконравственная, смиренная, в крови несущая презрение к выскочкам и палачам, - только извольте доказать это всерьез.
     На деле же было так. Функционеры из славян, кавказцев, прибалтов полегоньку оформились в собственные соискательские команды, их лидеры решили, что сами умеют строить и держать в узде государство. А тут глядь - куда ни повернись, натолкнешься на элитного еврея, благоприятствующего своим. Кончать с этим надо. Сперва потихоньку, потом нахрапом: пусть знают свое место. Будто Ежов или Абакумов "моральнее" Ягоды! Будто цэковские рожи поздней советчины благостнее жидовской морды Кагановича! У "отца народов" был принцип: поднимать соискателей в элиту, а потом сносить им головы, чтобы на их место рванулись новые соискатели, готовые за ласку сапоги лизать. А еще Иосиф Виссарионович обладал редким чутьем к настроениям масс, да сам же и формировал эти настроения. На фоне народного недоброжелательства к вездесущим еврейским выскочкам он принялся на глазах у всех шельмовать и губить евреев - то-то радость для обиженных ими. На смену пришли "наши" функционеры и палачи. В царствие Леонида Ильича ответственному чиновнику уже никак нельзя было быть женатым на еврейке: анкету портило. И тянул наверх этот чиновник, понятно, только своих. Евреи стали не нужны - ну, может, в ядерной физике, в ракетостроении, в музыке (использовать временно талант, пока заменить некем). Словом, произошла банальная смена элит. Кто желает, может внушать себе, что "хорошие" русские победили "плохих" евреев...
     Но вернемся к главному: разве в том же двадцатом веке не сходным образом поднимались новые элиты в Германии? В Китае? Или в Сирии? Или - с применением иных методов завоевания власти - в США, в Англии? - Нормальный ход исторических событий. Что национализм "последнее убежище негодяев", пожалуй, не столь уж очевидно в новейшее время. Зато очевидно, что национальный аргумент - вернейшее средство для соискательской команды подавить команды конкурирующие. Ну, а в какой мере это способствует "народному счастью", говорят в конце концов факты и обнаруженные массовые захоронения, а не спекуляции идеологов.
     Между тем евреи на весь мир шум подняли: "Антисемитизм!" Оттесняют, видите ли, их от кормушек в СССР. Сами-то, пока были в силе, не оттесняли других? "Отпусти народ мой!" Вот, отпустили (хотя опасались: за этими и украинцы потребуют выезда в Канаду, к законной родне). Отпущенные обнаружили в Израиле, что здесь давно сложились свои элиты, и явных преимуществ перед ними у новоприбывшего никак нет, он и на местном языке еле мычит, а на конкуренцию уйдет еще немало сил и времени. То же - в Америке. То же - в Германии. Впрочем, шум, поднятый евреями в СССР, привлек внимание внешнего мира ко всяким иным делам за железным занавесом и поспособствовал (в известной мере, преувеличивать не стоит) развалу бесхозяйственного монстра с буйным нравом в геополитике. А после развала "хорошие" новые русские отхватили, что могли, и создают на наших глазах не то что касту богатеев - чуть ли не новую аристократию. И опять сформировавшаяся элита держит оборону: Вяхирев или Черномырдин - свои, а Березовского с Гусинским - вон. Слишком наглые конкуренты, да еще и с отталкивающей еврейской пронырливостью. Пронырливость русских, видимо, поприятнее эстетически. А между тем бедному "хорошему" русскому человеку так замарали мозги, что ему осталось подозревать, что и Ельцин - Эльцин, и покойный Сахаров - Цукерман, и мужчина в расцвете сил Немцов - агент сионизма. Как еще поддаются объяснению нищета и унижение огромного и даровитого народа в постсоветскую эпоху?
     Прав А.И.Солженицын: каждому народу предстоит поквитаться с самим собой за устоявшиеся в нем пороки и слабости. Одна из наших еврейских слабостей - подскакивание с вопросом: юдофоб автор или юдофил? Евреи, требующие, чтобы их любили, и превозносящие юдофилов, вызывают чувство неловкости. Никто никого не обязан любить. По остроумной реплике А.Воронеля, иные из русских евреев как бы обиделись на А.И. за его двухтомник: оказывается, мы его больше любим, чем он нас... Недостойно доказывать, что мы заслуживаем всеобщей любви; только в глазах зоологических антисемитов какая бы то ни была нация заслуживает такой любви (по контрасту с евреями, разумеется).
     Нельзя сказать, чтобы критика русских и их менталитета была табу для евреев: вообще, взгляд со стороны всякой нации полезен для самоанализа, хоть и обиден порой до боли. Но конечно, вызывает протест (не только в русской душе, но и в еврейской, не распаленной оскорблениями) затрепанная мысль о "комплексе неполноценности" русских, что якобы и питает их постоянную зависть к евреям, а следовательно, антисемитизм. Вот уж вздор! Это только нарциссу кажется, что его не любят - "ибо завидуют". Русским ли с их гениями, героями и свершениями завидовать евреям? Русским ли считать себя глупее или бесталаннее их?..
     Однако пусть они сами, в первую очередь, копаются в своих национальных комплексах. Нам же, евреям, небесполезно взглянуть на себя и глазами Александра Исаевича. Не раз, не два, крякнув, придется пробурчать: "И то правда". Взять хоть нарциссизм этот - проявления его разнообразны: тут и еврейское чувства вины, и еврейское прекраснодушие, и половинчатый либо безоглядный интернационализм, и шипучий социальный динамизм, и стремление повсюду служить прогрессу, повсюду метить в элиту... Вплоть до парадокса - до еврейской самоненависти (тоже ведь род нарциссизма).
     С обретением Израиля, с упрочением собственной государственности, выдвигающей перед нами (как перед любым народом) задачи, которых не выполнить в белых перчатках и на чужом горбу, мы, очевидно, все дальше будем отходить от "галутного" типа еврея, с которым единственно и "бодается" замученный бесконечными бедствиями русский человек. Так пожелаем русским мира, достатка, разума, степенности, удачи и веселья. Только уж если народы и впрямь персонажи на сцене истории, то извиняться надо не одному перед другим, а обоим перед Богом и друг перед другом (неважно, кто первый). Повиниться для того, чтобы выйти на иную нравственную орбиту, чтобы отпустить друг другу взаимные вины, а не увековечивать их в плоскости едва ли не метафизической.