Нелли Гутина

"МИР ИЛИ СМЕРТЬ"



     
     
     Респектабельная седовласая дама объясняет израильскому солдату на КПП, что детектор пищит из-за того, что у нее в теле металлический имплантат. Но солдат не пропускает ее - у него инструкции. Доминика, которая тоже в этот момент находится на КПП, пытается воздействовать на солдата: у этой дамы билет на самолет обратно в Бельгию. У нее все документы в порядке, все разрешения. Она была в Газе как представитель Ассоциации, которая занимается организацией культурного времяпрепровождения людей пожилого возраста... Что же ей теперь делать? Возвращаться в Газу? Послушай, говорит солдат. Я знаю, что у нее нет бомбы, но у меня есть приказ. Если я ее пропущу вопреки показаниям детектора, меня отправят в военную тюрьму. Но это же абсурд! - говорит Доминика…
     В конце концов проблема разрешилась благодаря телефонным переговорам с посольством Бельгии. Доминика не оставляет в покое юного солдата. Она ему сочувствует и пытается внушить, как абсурдно все то, чем он здесь занимается. В конце концов, она доводит его до слез. Попытаемся его понять: и без того тошно, а тут еще эта бельгийская старушка с имплантатом путается под ногами. И Доминика с ее увещеваниями.
     Эта сцена из книги Доминики Кайат "Мир или смерть". Доминика - швейцарская писательница, драматург, адвокат, и прежде всего интеллектуалка, принадлежащая к элитным европейским кругам. Результатом ее очередной творческой командировки в Израиль и ПА стала пьеса, прошедшая в Женевском театре при полном аншлаге, а также книга, выпущенная швейцарским издательством "Terres promises" - тем самым, которое опубликовало книгу Алексиса Келлера "Женевское соглашение". Теперь в Женеве только и говорят, что о Доминике Кайат, а заодно и об Алексисе Келлере, который спонсирвал постановку ее пьесы.
     Алексис Келлер - если кто не знает - инициатор и спонсор Женевской конференции - одной из нашумевших инициатив мирного урегулирования израильско-палестинского конфликта. Средства на эту инициативу, а также на другие его ближневосточные проекты ему были предоставлены отцом, известным швейцарским банкиром.
     Женевская иницатива заглохла, зато пьеса Доминики под названием "Etat de piege" произвела фурор. Если буквально перевести название с французского, то получается "Состояние западни" или "Государство западни", потому что по-французски, как и по-английски, слова "состояние" и "государство" омонимы. Герои пьесы - израильтянин и палестинец - сведенные вместе немецкой журналисткой, которая мечтает их помирить, погибают оба в результате взрыва в кафе, где она назначила им встречу для продолжения диалога. После чего диалог ведется уже между призраками исключительно в воображении самой журналистки, одержимой идеей примирения израильтян и палестинцев. Каждый из героев настаивает на своей версии нарратива, и даже их посмертный диалог не разрешается ничем. Зрители выходят из театра с ощущением безысходности и пониманием трагичности ситуации, в которой оказались оба героя, и уже не разберешь, кто виноват, у каждого своя правда, все страдают, выхода нет, все попадают в западню неразрешимого конфликта.
     Женевская инициатива в свое время имела в Израиле больше противников, нежели сторонников, но пожалуй, ни у одной группы израильского населения она не вызвала такого отторжения как у израильских русских.
     Поэтому я предвижу реакцию читателей при чтении этих строк. "Это все та же компания? Все эти левые европейские "писники", лучше бы им не совать свои носы в наши ближневосточные дела..."
     Примерно то же самое я дала понять Доминике, когда мы встретились во время ее творческой командировки, а затем уже в Европе, после выхода ее книги.
     Хотите верьте, хотите нет, но Доминика, точно так же как ее спонсор, является горячим сторонником Израиля, швейцаркой, которая, по ее выражению, "знает географию этой страны гораздо лучше, чем географию своей собственной".
     Доминика - дочь швейцарского дипломата, которого Гитлер выслал из Берлина за "нарушение нейтралитета": он использовал своей дипломатический статус, чтобы помочь ряду евреев получить въездные визы в страны Латинской Америки.
     В своей книге Доминика вспоминает победу Израиля в Шестидневной войне. В тот день ее, маленькую девочку, родители взяли с собой в парижский ресторан - так она отметила израильскую победу. Сама она в Израиль впервые приехала в 1997 году - привезла труппу немецких подростков с постановкой пьесы о концлагере. С тех пор бывала здесь довольно часто. Имеет друзей в театральном мире. С их подачи вошла в круг израильских левых активистов миротворческих движений. Именно они ввели ее в курс главной, по их мнению, израильской проблемы под названием "оккупация".
     Доминика на редкость хорошо информирована в том, что происходит в Израиле, ориентируется в дебрях местной политики и даже знает, как именно я, будучи русской израильтянкой, отнесусь к ее книге, вернее, к ее антиоккупационному пафосу.
     Ты можешь думать что хочешь, говорит она, но я пишу, исходя из глубокой любви к Израилю и тревоги за него.
     Я отвечаю ей, что ни минуты в этом не сомневаюсь.
     Чем объясняется повышенный интерес европейцев к израильско-палестинской проблеме?
     Эти картинки израильско-палестинского противостояния сопровождают меня всю жизнь с тех пор, как я себя помню, объясняет она, они не сходят с экранов телевизоров.
     Интересно, почему. Неужели в мире нет более трагических конфликтов? Заодно интересно узнать, почему гибель одного палестинца выглядит более телегенично, чем резня миллионов в Дарфуре? И почему палестинская несостоявшееся независимость имеет больше болельщиков, чем несостоявшаяся независимость курдов?
     
     

Происхождение обязывает?


     
     Она не скрывает, что причастность Израиля является определяющим фактором интереса тех кругов, к которым она принадлежит. Израиль - это мы, говорит она, это часть Европы. (Израиль - это русский проект, возражаю я, имея в виду происхождение отцов-основателей этого государства).
     Это вы из России думаете, что это русский проект, говорит она, это европейский проект.
     Ну, ладно. В какой-то мере она права: в конце концов Герцль запечатлен стоящим на мостике именно в Швейцарии. После Базельской конференции.
     Израиль был воплощением мечты европейского социализма, продолжает она... Кибуцы... Я еще помню, когда все мечтали поехать добровольцами в кибуц...
     Да, было такое время. Непосредственно, кстати, после начала оккупации, которая тогда почему-то не мешала европейцам солидаризоваться с Израилем.
     В ее книге есть такой эпизод: она в гостях на семейном торжестве своей подруги Даниэлы. Вокруг приятные, обаятельные, интеллигентные израильтяне "родом из всех уголков Европы - той старой, исчезнувшей Европы, которую я никогда не знала, но по которой испытываю ностальгию. Европа, которую я нахожу только в Израиле".
     Эта "Европа" находится в Яффо, на вилле одного из членов семьи. Прелестная арабская архитектура, прелестный патио. Когда-то этот дом, пишет Доминика, принадлежал арабам. ("Где ты сейчас, бывший хозяин этого дома, в каком лагере беженцев?") Теперь, пишет Доминика, эти арабские дома заселены тель-авивской богемой, которая "ищет сближения с арабами".
     Конечно же, думаю я, лучший способ сблизиться с арабами, недвижимостью которых они завладели, это расплатиться недвижимостью поселенцев, которые чужих домов не занимали, а построили себе дома на песках...
     Даниэла делится с Доминикой своими чувствами к поселенцам - "этим сумасшедшим фанатикам" и вспоминает старые добрые "допоселенческие" времена. "Нам тогда тоже приходились нелегко, соседи нас не принимали, нападали на нас, но мы чувствовали себя правыми, и весь мир нас любил".
     Бедная Даниэла, дочь женщины, пережившей концлагерь! Как ей хочется любви! Я себе представляю лицо добропорядочного европейского читателя при чтении этих строк: он наверняка должен прослезиться. Даниэлу мучают сомнения, она боится, по-настоящему боится: что будет?
     "Ты мне только объясни, Доминика, вопрошает она, почему, ну почему Арафат не захотел с нами мира в 2000?"
     Какой крайний случай психологической зависимости, сказала я Доминике. Может, ты должна посоветовать твоей подруге обратиться к специалисту?
     В следующей главе мы переходим из Яффо в Рамат а-Шарон - один из самых дорогих пригородов метрополии. Другая вилла, другая подруга (Рути), и все тот же плач о пролитом молоке несостоявшегося мира, прерываемый телефонными звонками из правозащитной организации "Еш дин", активисткой которой Рути является. Рути с тоской вспоминает времена, предшествующие 1967 году. Именно в этом году произошло нечто ужасное: "Израиль утратил статус жертвы". Именно такими словами.
     Вариации на данную тему продолжаются и в последующих интервью, от которых исходит ощущение пессимизма, вплоть до депрессии. Доминика так и пишет, констатируя факт: активисты движений за мир в Израиле переживают кризис и находятся в глубокой депрессии.
     Хотя Доминика не называет фамилий (кроме двух известных журналистов), я знакома по крайней мере с двумя людьми, из тех, с кем она встречалась. Мне знаком этот круг. Со мной эти люди спорят о политике и наши беседы носят порой конфронтационный характер. Мой русский акцент побуждает их держать фасон. Доминике же они изливают душу. Три варианта ответа:
     Потому, что, в отличие от меня, она "своя".
     Потому, что Доминика - профессональный режиссер и владеет техникой психодрамы.
     Потому, что она очаровательна.
     Пожалуй, все три ответа правильны.
     
     

Оккупация - исламизация?


     
     Факт, что душу изливают не только евреи, но и палестинцы. Как и в случае израильтян, это люди образованные и светские.
     И вот Доминика беседует с представителем старой палестинской элиты, которому никакая оккупация не помешала получить образование, сделать карьеру, путешествовать по миру.
     Он встревожен ростом фундаментализма среди своего народа, он чувствует себя некомфортно, жалуется на фанатизм, который мешает переговорам с израильтянами, делится с ней своими страхами перед исламизацией Палестины. Но, может быть, вставляет она, фундаментализм - это глобальная тенденция, которая проявляется и у христинан, и у евреев и мусульман? Не исключено, что так называемый израильско-арабский или израильско-палестинский конфликт - это по сути религиозная война?
     Тут он взрывается. Нет! Основа конфликта - оккупация! Это из-за нее, исключительно из-за нее, палестинцы исламизуются, именно оккупация толкает их к этому!
     Он слегка успокаивается, когда слуга приносит им очередное блюдо. Ты знаешь, говорит он задумчиво. Евреи думают, что мы мечтаем их сбросить в море. Но мы давно отказались от этой мечты, потому что проиграли войну. Но это - ничего. Они уйдут сами, как и крестоносцы до них. Ты заметила, как они сомневаются в себе, в своем присутствии здесь, в своем будущем? Они знают, что они всего лишь преходящий эпизод на Ближнем Востоке, в то время как мы - часть этой земли, и мы умеем ждать. На нашем языке это называется Сумуд.
     "У меня холодок пробежал по спине", - пишет Доминика. "Что это? Вечерний бриз? Или смутная тревога моих израильских друзей отозвалась во мне? В конечном счете, палестинцы так и не приняли их..."
     Впрочем, Доминика успокаивает себя тем, что ее немецкие друзья тоже до сих пор не признают права Франции на Лотарингию и Эльзас... Но они ведь не начинают войну из-за этого?
     
     

Мир - это западное понятие?


     
     Что предполагает готовность к миру также со стороны палестинцев?
     Мир, объясняет ей палестинский интеллектуал, это западное понятие. Для нас важен не мир, а справедливость. А что такое справедливость по-арабски?
     Ей приводят пример: допустим, молодой человека соблазнил невинную девушку. На брата девушки возложена задача защитить честь семьи. Он, как положено по обычаю, убивает любовников. Есть опасность кровной мести со стороны отца убитого, на помощь приходит традиция. Отец убийцы берет овцу и вместе с убийцей наносит визит отцу убитого, делая ему символическое мирное предложение: вот мой сын, а вот овца. Кого ты хочешь, чтобы я принес в жертву, чтобы компенсировать тебе утрату сына, - овцу или моего собственного сына? Согласно обычаю, отец убитого выбирает овцу, которую вместе закалывают, что символизирует восстановление справедливости и конец конфликта. Об убитой девушке, отмечает Доминика, вообще не идет речь. Доминика, по ее собственным словам, только начинает проникать в культуру палестинцев, и - надо признать - делает это более основательно, чем ее израильские друзья.
     Впрочем, палестинский лагерь мира - во всяком случае тот, который номинально считается таковым, тоже находится в упадке. По словам Доминики, он постепенно вымывается из палестинского общества. Она перечисляет десятки фамилий активистов, которые эмигрировали в Америку и в Европу. Некоторые из оставшихся не без ностальгии вспоминают доословские времена.
     До Ословских соглашений, говорит ей один, у нас были человеческие и деловые контакты с израильтянами. После Осло элиты обеих сторон распределили между собой концессии в сфере торговли.
     А вообще, как ужасна жизнь под оккупацией! Нам нужны деньги, Доминика, ох как нам нужны деньги, ты должна донести до сознания европейцев, в каком отчаянном положении мы находимся.
     Есть правда, палестинцы, которые душу не изливают: например матери шахидов. Доминика провела встречу с целой компанией жен, вдов и матерей "милитантов" (террористов по-нашему). В отличие от евреев, говорят они ей, мы не сомневаемся в правоте нашего дела и в оправданности жертв. Доминика считает, что только страх перед ХАМАСом не позволил несчастным матерям выплакаться у нее на плече.
     
     

Израильтяне - те же шахиды?


     
     Не все, конечно, израильтяне, сомневаются в себе и тоскуют о мире. Доминика едет в Масаду, где гид проводит для молодых людей экскурсию, которую она называет "сеансом массового гипноза". Она приходит в ужас, потому что гид прославляет тех, кто предпочел смерть плену. Масада в сочетании с мифом Самсона - вот что делает, по ее мнению израильтян такими опасными и такими брутальными в их "ответных реакциях". Впрочем, пишет она, зачем обобщать, я лично не знаю таких израильтян: мои друзья - другие израильтяне. Хотя, она отмечает с сожалением, что в сегодняшнем Израиле ее друзья больше не задают тон...
     Вы, русские, изменили политический баланс в Израиле, говорит она мне. Конечно, тут же замечает она, некоторые аспекты вашего влияния положительны, например, у вас нет этого комплекса жертв, вы не культивируете это. Возможно, потому что вам передалось ощущение победителей во Второй Мировой войне. Но что касается всего остального, то вы привносите в Израиль очень много из вашей советской и постсоветской политической культуры в ее прошлой и в настоящей путинской версии, которая нас, европейцев, все больше пугает.
     Она хотела написать об этом в своей книге, но потом передумала. Потому что, объясняет она мне, это представляет Израиль в негативном свете. Израиль и так получает плохую прессу.
     Она в курсе дела. Она знает расстановку сил в Израиле. Она изучила, как голосуют русские и высказывания русскоязычных политиков. Доминика очень основательный автор, ее нельзя упрекнуть в поверхностности. Но она друг Израиля, и она знает свою аудиторию. Ее депрессивные израильские друзья - это именно те израильтяне, которые "реабилитируют" нашу страну в глазах европейского общества, поскольку они борются с "нарушением прав человека" и "против оккупации".
     
     

Новые израильские "герои"?


     
     Именно из ее книги я узнаю то, что не сообщают мне местные средства информации, а именно: израильским отказникам служить в армии организовывают турне по Европе! Один из этих отказников, Даниэль, сын ее подруги - активистки женской организации ("Mahsom watch"), которая занимается тем, что стыдит солдат на КПП. Он постоянно выступает перед европейской аудиторией ("ему уже подготовлена серия выступлений перед молодежью во Франциии этой осенью", пишет Доминика). Он делает эту карьеру с 17-летнего возраста. Интересно, кто организует ему эти поездки плюс присутствие в интернете на всех языках? Может быть, наш МИД?
     Доминика считает, что противники оккупации спасают репутацию Израиля в глазах европейской общественности.
     Я говорю ей, что нам этого совсем не надо.
     Но вы же не хотите быть Суданом?
     Не хотим? Я уже не так в этом уверена. Если для того, чтобы нас оставили в покое, нужно стать Суданом, то... Впрочем, Судан - это перебор. Как насчет прав человека в Чеченской республике?
     
     

"Израильская Политковская"?!


     
     В предисловии Доминика назвала журналистку Амиру Хасс из "Гаареца" "израильской Политковской". Ты уверена? - спросила я. Амира Хасс в отличие от Политковской жива и здорова, и ничего ей не грозит. Доминик подумала и признала, что в этом сравнении ее слегка занесло. Потому что Израиль все-таки демократия.
     Не поэтому, возразила я. Политковская разоблачала нарушения прав человека и коррупцию внутри Чечни, то есть вмешалась во внутренние чеченские разборки. Амира Хасс, и журналисты типа ее, во внутрипалестинские разборки не лезут - у них кишка тонка. Все, что они делают, это разоблачают израильскую оккупацию. Что безопасно. И к тому же престижно: эти журналисты регулярно получают всевозможные европейские премии. Доминика, хоть и согласилась со мной в конечном счете, но что с того. Сравнение с Политковской уже дважды ею опубликовано.
     Кроме "израильской Политковской", она называет еще ряд имен журналистов - все без исключения из газеты "Гаарец", которую она называет "Библией израильской левой интеллигенции". Действительно, именно журналисты этой газеты получают европейские премии от всяких фондов. Имеет место явная корреляция между степенью рессентимента, который вызывает тот или иной журналист внутри Израиля, и количеством премий, которые он получает за границей. Например, журналист "Гаарец" Гидеон Леви, чемпион наиболее отрицательных ток-беков, получил недавно европейский приз за... "культурный диалог"!
     Впрочем, эта корреляция между рессентиментом дома и повышенным вниманием со стороны европублики существует не только в журналистике.
     
     

"Делайте кино, а не войну"?


     
     "...Но вы же хотите от нас понимания, одобрения, денег, наконец? И вы это получаете!" Мы? Я?
     Она рассказывает мне о своей знакомой, которая занимается проектом ежегодного Фестиваля театра в Акко.
     Что такое фестиваль в Акко? - говорит она. "В Европе таких фестивалей очень много. Это не центральное событие мировой культуры, как ты сама понимаешь. И тем не менее она, руководитель этого проекта, просит встречи с министром культуры Германии. И министр культуры Германии ее принимает! Она просит финансовой поддержки проекта... и получает ее. Почему? Потому что она - израильтянка!"
     Я подозреваю, что она получает это не только потому, что израильтянка, а потому что она " хорошая израильтянка". А министр культуры Германии - "хороший немец". Он выделяет средства на мемориалы погибшим в Холокосте - евреям. Теперь очередь дошла до цыган и гомосексуалистов. Холокост - это конечно фон, но имеются дополнительные ключевые слова типа: "альтернатива", "сосуществование", "мультур-культур". И, конечно, "палестинцы".
     Впрочем, у немцев есть традиция поддерживать еврейские культурные проекты - в каждом приличном концлагере был свой оркестр, а в гетто - даже театр.
     Ну, какой "хороший немец" пропустит демонстрирующийся в рамках Берлинского кинофестиваля фильм, повествующий о несчастной палестинке, у которой вырубили плантацию лимонных деревьев по указу израильского министра обороны? И так ли при этом важно, чтобы фильм был действительно талантлив?
     
     

Принять устав европейского клуба?


     
     Что ты имеешь против европейцев? - спрашивает Доминика.
     Вы выращиваете инородное образование на Ближнем Востоке, - говорю я. - Вы навязываете нам нормы и понятия, которые чужды этому региону.
     Права человека и право наций на самоопределение - это универсальные понятия, - говорит она.
     Да, конечно, они уже доигрались до того с этими понятиями, что скоро получат исламское государство в центре Европы. Я имею в виду Косово. Зачем это вам было надо? - спрашиваю я.
     Косово - это для меня не Европа, - говорит Доминика, чем убивает меня наповал. - А Израиль - Европа.
     То же самое они говорят сербам. Хотите быть частью Европы - отдайте Косово албанцам. Правда, с сербами они готовы расплатиться, приняв Сербию в ЕС. Израиль в ЕС они не приглашают, хотя выдают европейские паспорта отдельным израильтянам европейского происхождения.
     Если твои израильские друзья будут настаивать на сохранении европейских манер на Ближнем Востоке, вам придется в конечном счете принять их у себя.
     Впрочем, часть ее израильских знакомых уже запаслись европейскими паспортами.
     
     

Отделиться и при этом интегрироваться?!


     
     Я цитирую одного из ее друзей, который говорит буквально следующее: мы должны сохранить себя как часть Европы и при этом интегрироваться в регионе.
     Доминика не так наивна, как он.
     Старая ашкеназийская элита действительно плохо справляется с ситуацией, говорит она. Я совсем не уверена, что их гегемония может или должна сохраниться. Может быть, те группы, у которых есть корни в этом регионе, сориентируются лучше. Кто знает, русско-сефардский альянс, например, может привести к смене элит. Но означает ли это, по-твоему, отказ от демократии?
     Чего не знаю, того не знаю. Но пока мы будем единственной демократией на Ближнем Востоке, мы будем инородным телом. По этому поводу у нас возникают время от времени идеи типа "Новый Ближний Восток" или "Демократизация Ближнего Востока". Методом проб и ошибок пришли к возведению отделяющей нас от них Стены. Как это соотносится с демократией, настаивающей на свободном обмене идеями, товарами, людьми и т.д.? Обычно Стенки и всякие там железные занавесы возводят именно недемократические режимы. Но мы вроде - да, а соседи - нет. Или да? Ведь они, например, выбрали ХАМАС в ходе демократических выборов. Доминика пишет что ЕС делает большую ошибку, настаивая на изоляции ХАМАСа: нужно понять, пишет она, что теологически ХАМАС не может признать Израиль, но может заключить с ним "долгосрочное перемирие", что есть в конечном счете мир де-факто: эвфемизм мира.
     Как такой мир будет соответствовать универсальным принципам демократии и прав человека, я не знаю, но вот интеграцию он точно исключает.
     
     

Лагерь мира сворачивается?


     
     С Доминикой можно спорить, можно не соглашаться с ее интерпретациями, но что касается информации, то здесь ей можно стопроцентно доверять: она в точности передает то, что слышит и видит. Она честно признается, что все эти ее борцы с оккупацией - люди среднего возраста. Израильтяне нового поколения меньше всего озабочены правами палестинцев... "Во время последней войны у меня на передовой были брат и жених, - откровенно сказала ей юная израильтянка, - и это то, что меня волнует, а не страдания палестинцев". Ее израильские друзья испытывают тревогу уже не только из-за недостижимости мира, а из-за меняющейся демографической ситуации в самом Израиле - увеличения числа религиозных националистов, ортодоксов и граждан, "прибывших из тоталитарных империалистических государств" (догадываетесь, кто и откуда?). По их мнению, главное препятствие на пути к миру - это прежде всего состав израильского общества, его секториальность и "конфликтующие идентификации".
     
     

Конфликтующие нарративы


     
     Эти "конфликтующие идентификации" генерируют также конфликтующие нарративы. Я не имею ввиду израильский нарратив против палестинского, а разные нарративы внутри одного и того же народа. Нарратив очень влиятельной части израильской элиты - это нарратив "коррумпирующей оккупации", которая не только аморальна по отношению к другому народу, но и деструктивна для своего собственного. Я не знаю, является ли этот нарратив органичным для этой части местной элиты или внедрен европейским обществом, но он безусловно культивируется и поддерживается им, вытеснив прежние израильские нарративы типа "превентивной оккупации" как следствия арабской агрессии и предотвращения ее в будущем.
     Причем европейцы толкуют понятие "оккупация" очень широко. Так, например, во времена Берлинской стены Восточный Берлин официально назывался "советской оккупационной зоной". Страны Прибалтики определяют советский период как "оккупация" и даже имеются соответствующие "музеи оккупации". Сопротивление оккупации обычно трактуется в позитивных терминах и поддерживается. Так, например, поддерживалось Западом движение сопротивления советской оккупации в Афганистане и один из его лидеров - Осама бин Ладен.
     В своей книге Доминика описывает все ужасы израильской оккупации. Ничего, конечно, хорошего, но все познается в сравнении - я имею в виду ужасы оккупации, которые знал прошлый век. Обсессивное желание европейских левых сравнить израильскую оккупацию с нацистской вызывает возражение также и у Доминики. Страдания палестинцев не идут ни в какое сравнение со страданиями населения африканских стран, пишет она. Блокпосты, ограничения в передвижении, аресты - все это следствие продолжающейся войны, а не расистской политики.
     Несмотря на неприятности оккупации, которые испытывают простые и бедные люди, часть палестинцев устраивается вполне неплохо - статус жертв оккупации дает много привилегий.
     Рамалла город веселый, пишет Доминика, это Тель-Авив Западного берега, рестораны, кафе, фитнесс-клубы. Работают дискотеки.
     Роскошные виллы с черепичными крышами ("как в еврейских поселениях") наводят ее на мысль, что, по крайней мере, какая-то часть международной помощи заложена в их фундамент.
     Похоже, что часть международной помощи осела не только в богатой Рамалле, но и в нищей Газе: уже после выходя ее книги случился прорыв блокады Газы в сторону Египта. Обратно в Газу палестинцы возвращались нагруженные товарами - от дорогих сигарет до электротоваров, видеотехники. Объясняли необходимость срочно потратить накопившееся доллары, потому что "доллар падает". Цитирую "Геральд трибюн: "У феллахов Египта нет денег на хлеб, а палестинцы скупают стиральные машины и телевизоры. Это вызывает озлобление против них".
     
     

И все-таки это любовь?


     
     Я обожаю Израиль, признается она мне. После Израиля Европа кажется такой скучной...
     Я не могу оставаться равнодушной к этой любви, заставляющей Доминику проводить бессонные ночи за сочинением книг, статей и пьес о нас, о нашей стране и о нашем регионе, где она мотается между Иерусалимом и Дженином, Тель-Авивом и Газой. Для нее Израиль - это чудо и в ее восприятии отсутствие мира угрожает этому чуду... Отсюда - "мир или смерть", отсюда - страстное стремление сделать здесь мир. Я думаю, что у ее спонсора - он же спонсор Женевской иницитивы - одни и те же корни: экстремальный филосемитизм. Я думаю о том, как несправедливы некоторые израильтяне, принимающие все их протесты против оккупации за антисемитизм, в то время как они искренне хотят, чтобы нам же было лучше.
     Она жалуется на то, что ей приходится защищать Израиль от нападок в ее среде - в среде европейских левых интеллектуалов. "Я там была, я знаю ситуацию изнутри, они же ничего не понимают и при этом судят и осуждают, демонстрируя свое невежество в сочетании с аррогантностью. В конце концов, я понимаю, что спорить с ними бесполезно и перевожу разговор на другую тему".
     Значит, думаю я, что для того чтобы вернуть утраченную европейскую любовь, недостаточно отдать территории и разорить поселенцев.
     Как ты не понимаешь? - сказал мне один знакомый, когда я поделилась с ним своими соображениями по поводу книги Доминики Кайат. - По большому счету европейский филосемитизм смыкается с антисемитизмом, поскольку стремится к тому же результату: расчленить наше геополитическое пространство, ослабить нашу страну стратегически... кастрировать ее армию, затормозить ее экспансию.
     Но тогда, исходя из ее дилеммы "мир или смерть", сие означает...
     Нет такой дилеммы "мир или смерть", перебил он меня. Европейцы употребляют слово "мир" в качестве эвфемизма. На самом деле они имеют в виду капитуляцию.
     Так что же это, по-твоему? Подсознательный антисемитизм?
     Конечно, нет, антисемитизм тут ни при чем, это просто мутировавший вирус вишизма, который был на время залечен антибиотиком Сопротивления. Континентальная Европа и раньше была неспособна сопротивляться фашизму, а сегодня она неспособна к сопротивлению исламофашистской экспансии. И в результате этой неспособности у них возникла подсознательная установка опустить тех, кто сопротивляется. Отсюда их отношение к сербам - нации, которая сопротивлялась фашистам и сопротивлялась исламской экспансии.
     А