Микки Вульф

КРАШЕНАЯ БРОНЗА



     Он умер и надо, что ни говори, откликнуться на его смерть. Говорят, с ним умерла эпоха, но я не думаю, что это так. Он весь был поперек эпохи и остановить ее не смог: она и не таких сокрушала. Это был злобный, непримиримый враг советской власти и сумел показать в борьбе с ней, что боец он сильный, умный и хитрый. Заслуга его в публикации "Архипелага ГУЛАГ" несомненна: самый смачный плевок в лицо коммунистам, хотя и не самый первый (его обогнал опередивший время, но почти незамеченный Марголин со своим "Путешествием в страну зз-ка").
     Это был совершенно растерявшийся человек в эпоху Ельцина и Путина и от этого - ожесточился в плюс ко всегдашней своей жесткости: вроде бы победил, вроде совершил триумфальное возвращение в Россию, где его встречали хлебом-солью на каждой остановке, а на руках ни козыря, платка в кармане нет, и вообще начальство не спрашивает, как быть и что делать?
     В отличие от Льва Толстого, он предложил ввести смертную казнь. Чтобы стать Толстым новой России, ему не хватило ни равнодушия, ни гения.
     Правда, он умел пренебрегать людьми. Он знал, что обиды забудутся вместе с людьми, а книги останутся. Ошибся он в том, что его книги надолго переживут этих людей. Разве что РСЯР - "Русский словарь языкового расширения", - но это все же казус филологии, а не повод для долговечности.
     Он написал еще в Америке "Как нам обустроить Россию" - и обидел все народы, которые ее окружают.
     Он написал уже в России "200 лет вместе" но, как ни старался, этот счет оказался фальшивым - евреи обиделись тоже.
     А русским он был просто не нужен.
     Время учителей ушло из РФ, мучительно и смешно, как слабая душа уходит из постаревшего тела. Подумать, к нему приехал "сам" Путин, но это походило, в лучшем случае, на китайскую церемонию. Наверное, когда он уехал, Солженицын сказал Наталье Дмитриевне: "Сегодня я Путина поучил жизни", на что она ответила: "Умница ты мой". Путин, напротив, вернувшись к своей Путиной, заметил разминаясь: "Давненько я собирался вправить ему мозги", на что Людмила (кажется, Прокофьевна) сказала: "Гм", а лабрадор Кони почесалась.
     Скажете, не так. Читать, скажете, надо. Почитаем.
     В 1999 году, в прошлом еще тысячелетии, Солженицын напечатал в русско-французском издательстве "Наш дом - L'Age d'Homme" книгу "Протеревши глаза", по поводу которой величаво изрек: "Здесь помещены мои произведения тюремно-лагерно-ссыльных лет. Они были моим дыханием и жизнью тогда. Помогли мне выстоять. Они тихо, неназойливо пролежали 45 лет. Теперь, когда мне за 80, я счел, что время их и напечатать..."
     Он счел.
     В книгу входят 210 убойных (в смысле качества) страниц стихов, до 345-й недописанная повесть "Люби революцию" и, наконец, эссе "Протеревши глаза" с подзаголовком "Горе от ума" глазами зэка", где автор вгоняет ума Чацкому и, как грушу, трясет Грибоедова. Она датирована 1954 годом, и, как "дыхание и жизнь", за давностью лет можно бы простить эти замашки, но издано-то все это в 1999-м неуказанным тиражом и - никому, кроме меня и еще двух-трех любителей малины, не нужно.
     Я уж не говорю, что в том же 1999 году, через 99 лет после очерка Льва Толстого "О Шекспире и о драме" Александр Исаевич, сын Исаакия Семеновича, разразился в "Новом мире" опять же никому, кроме "нам" (так он, в pluralis majestatis, величает себя), не нужной статьей об Иосифе Александровиче Бродском, этом "отприродном космополите". Что ж, традиция. Крашеная бронза. Только кто сейчас читает очерк Толстого? Смотрят Шекспира. Читают Бродского. Читают, кстати, и Солженицына - "Один день Ивана Денисовича", "Раковый корпус" и "В круге первом", читают "Матренин двор" и еще несколько рассказов.
     В некрополе московского Донского монастыря, как сообщает "Комсомольская правда", покоятся Чаадаев, Сумароков, Одоевский, Сологуб, Бове (архитектор), Ключевский, Танеев, Херасков, Шмелев, Ильин, Деникин, Каппель, дворянский род Долгоруковых, Вяземских, Трубецких, близкие родственники Пушкина. Теперь там успокоится и Солженицын. Исторический факт, не более.
     А мне интересно событие: человек зашел в зал, где проходило прощание с писателем, постоял, сказал: "Зачем?" - и, махнув рукой, вышел (кажется, газета "Взгляд").
     
     




Объявления: