    Пришлось мне однажды встречать Новый год в компании интернов Одесского МЕДИНа. Я была знакома с женой одного из анестезиологов, и она меня пригласила. Компания на девяносто шесть процентов состояла из областных ребят, т.е. выходцев из небольших и довольно крупных районных городков, колхозов и маленьких деревушек. Исключение составляли два человека - я и один парень из Минска.
    Худшей встречи Нового года я не помню. Их лица, все разговоры и ухватки казались мне бесовскими проявлениями, хоть я никогда не интересовалась религией. В общей сложности в течение вечера там промелькнуло человек пятьдесят, и кроме несчастного минчанина, пытавшегося (я думаю, от ужаса) читать в дальнем углу, не возникло ни одного человеческого лица. Даже моя подруга казалась мне жутким привидением, поскольку не испытывала никаких неудобств.
    Скажете, голословно? Что такого страшного было в этих ребятах? Просто напились, и занесло. Допустим. А как вам такое: за вечер там, как минимум, дважды останавливались бригады скорой помощи по пути на вызов к больному, сидели (от сорока минут до двух часов) и пили лошадиными дозами? Чем сможет помочь умирающему, в стельку пьяный врач, к тому же, неопытный? При этом у одного из них в этот момент рожала с серьезными осложнениями жена. А он пил, хохотал и кричал в ответ на мое замечание об этом, - а я плевать хотел! Женщина, что кошка, как ни брось, все на лапы встанет. И подобных моментов в тот вечер было немало.
    Все это я вспомнила не потому, что профессия Лени Левинзона - врач, просто именно такие мысли и ассоциации всколыхнулись во мне при чтении его рассказа "Таджикистан-90". Конечно, на меня произвели впечатление оба рассказа, но история о врачах в чужой стране показалась мне более яркой, чем "Хапун", который выглядит слегка поверхностным взглядом на вопросы личностной ментальности. В целом же, вынуждена признать, что и "Таджикистан" далек от совершенства. Леня по-прежнему экспериментирует, и не всегда удачно. Но есть в этих текстах некий аромат настоящей художественной прозы, что достаточно редко встречается в нашем (и не только) клубе.
    Приведу в пример чисто Платоновскую фразу: "Через несколько часов солнце скрылось, и поезд мчался в темноте. В его окошках, как на детской картинке, горел свет, и те, кто видел поезд, своим усталым опытом, конечно, догадывались, как стелятся на раскатанные матрасы тонкие влажные простыни, поглощается снедь, пьётся горькая водка, и кондукторша с подносом чая бежит по проходу". Сказано аппетитно, хоть и с огрехами, поскольку нельзя "видеть или догадываться опытом". И второе, у читателя, до сих пор находящегося как бы внутри поезда, не может появиться ощущения, что он или кто-то другой видит поезд также снаружи, поэтому несколько неуместным кажутся слова" и те, кто видел поезд " (кто?) и "догадывались" о каких-то деталях (опять же) внутренней бытовой жизни. Я понимаю, что Леню одолел искус нарисовать ностальгическую картинку едущего поезда, его атмосферы. Но тут уж приходится выбирать либо один ракурс, либо ввести образ рассказчика, который глядит на поезд в собственное прошлое.
    К слову, длинные фразы - это настоящее бедствие Лени. В рассказе "Хапун" это особенно выделяется, и заметно желание автора приукрасить текст: "Ещё важно ложились лопухи возле дороги, и подсолнух гнулся под солнцем, полный чёрных созревших семечек, и простодушные ромашки любопытно выглядывали в траве, а рядом рос сочный иван-чай, и загоревшие за лето мальчишки бесстрашно ныряли со старого моста на кто лучше, а потом ловили упрямых щипающихся раков, также жглась крапива, и коровы медленно мычали своё вечное му-у-у, и звякали колокольчиками, а за ними ходил с хворостиной какой-нибудь парубок с непослушными русыми волосами, и с независимым видом вертел соломинку в губах". Хочу добавить, что кроме неимоверных длиннот размером в абзац, этот отрывок страдает неточностью: крапива не может обжигать рядом с иван-чаем или подсолнухами, полными семечек, поскольку она растет ранней весной и "жжется" только в начале лета, а подсолнухи созревают ближе к осени. Иван-чай цветет в июне-июле и умирает в августе. У нас же стоит осень. И только ромашки с подсолнухами - возможный вариант, и то с натяжкой, поскольку ромашки бывают и яровыми, и озимыми, но озимые цветут не осенью, а ранней весной, перезимовав под снегом. Что касается яровых, то я точно не знаю, когда они отцветают, но вряд ли осенью. Можно допустить, что они там росли… без цветов. Сомневаюсь, что это можно назвать выглядыванием из травы.
    И в следующем абзаце та же неточность: на Украине первые желтые листья появляются уже в августе, хотя я могу допустить необычно затянувшееся лето, но об этом следует упомянуть в тексте, и не в таком невероятно длинном предложении: "Но уже всё чаще дул холодный ветер, от которого рябило траву, и появились первые ещё робкие жёлтые листочки в роскошном зелёном убранстве деревьев, и белые тягучие облака затягивали небо, хотя солнце, рассердясь, рассталкивало их и посылало волны тепла, в котором купались стрекозы, а занятые спешащие пчёлы, басовито гудя, деловито сновали от цветка к цветку." Кроме того, здесь мне мешает ненужная рифма: "басовито-деловито", к тому же, она ничего не прибавляет к образу пчёл..
    В этих длинных предложениях часто запутывается сам автор: "Поезд дёргает, за окном натягивается и рвётся перрон, и пузатое, сверху кокетливое со шпилем, здание железнодорожного вокзала грозно сдвигается, пытаясь складами по бокам зацепить, задержать (кого, чем и почему?), но поезд, вырывается и победно гудит, ликуя".
    Но на фоне неточностей и огрехов попадаются образцы очень "вкусной" подлинной прозы:
    "Медленное время просачивалось через плохо заделанные щели в раме и грустно уходило за машины в пустырь"/ "Константин покрылся складками веселья"/ "Алексей Дмитриевич в кровать повалился, скользящими движениями на себя одеяло натягивает, никак укрыться не может"/ "…женщина с бледным, как бы застиранным лицом"/ "...одинокая лампочка без полутонов безжалостно выявила порядком надоевшее помещение с неубранными кроватями и жалким личным скарбом"/ "…над стаканами отчаянная муха зигзагами летает" / "Лампочка под потолком горела, со стола коньяк тень прокладывал, в открытом окне необъятный шепот". Я бы только отделила в последнем примере каждое предложение точкой и поменяла местами слова: тень и прокладывал/. Обратите внимание на обилие в этих цитатах инверсий, которые создают подобие стиля, но предложение (коньяк тень прокладывал) ритмически вырываются из текста и звучит несколько неуклюже, что мешает восприятию.
    Вступление в "Хапун" от первого лица, кажется бодрым, но приклеенным и инородным, так как лицо рассказчика-клерка (кстати, почему именно клерка, откуда взялся такой анахронизм?) теряется в ходе повествования, и становится вовсе неясным и расплывчатым, как и манера его разговора. В дальнейшем рассказ ведется в третьем лице, и обращения к читателю не возобновляются. Забыл весельчак о читателях, а те в ответ к середине рассказа забывают о нем.
    Вызывает сомнения достоверность речи героев. В данном случае действие происходит в Коростыне возле магазина "Свитанок", т.е. на Украине, а дядя Костя, тетя Настя и еврей Яша говорят на одном и том же стерильном русском языке. Диалоги персонажей не изобилуют красками, поэтому не мешало бы добавить авторских ремарок. Но во время беседы невидимые герои сидят, очевидно, не шевелясь. Максимальные действия перечислены в начале первого диалога в "Хапуне", а после - сел, встал, пошел, фыркнул в вариантах или вовсе без всяких комментариев.
    Иногда ремарки и вовсе не относятся к реплике: "- Чтоб тебя черти завтра взяли! - пожелал ему всё знающий дядя Костя. - Ишь, город наш ему не подходит". То, что дядя Костя все знал, никак не характеризует сказанные слова. В этом примере автор мог бы дать более точное определение сказанному, к примеру - в сердцах, с обидой или добродушно, ворчливо, или добавить жест, что лучше представило бы нам портрет дяди Кости.
    Иногда стилистический вкус изменяет Лене.
    "Заливисто свистнув, он спугнул бродячего пса и свернул, чтоб было ближе, через парк, где плакучие ивы грустно опустили плакучие ветви долу". Едва ли, употребленное в рассказе четыре раза, слово "плакучие" способствует усилению впечатления. Скорее наоборот. Кстати, не только у Лени, как только встречаются ивы, так обязательно плакучие.
    Или назвать дождь и шепот "мерными". Мне этот эпитет ничего не говорит в обоих случаях. Когда мусульмане молятся своему Аллаху, это нисколько не похоже на "мерный шепот", скорее на бормотание или заунывную песню, а что такое "мерный дождь" я вообще не представляю.
    И еще - что, по-вашему, может означать фраза: "Едет на своей подводе по Лесе Украинке…"?
    Есть также недостатки композиции. Мы видим дядю Костю, сидящего на скамье с Настей и без нее. Мимо проходит еврей Яша, заметьте, дядя Костя остался где-то сзади, Яша его даже не услышал, и мы вместе с автором следуем за новым персонажем и его проблемами. И тут, видимо, где-то возле него "… из подъезда вышел ещё персонаж: низенький старичок с живыми голубыми глазами. Одной рукой он тянул за собой упирающегося внука", и вдруг снова - "- К резнику, Моисей Абрамович? - проявляя осведомлённость, утвердительно поинтересовался дядя Костя", - (неизвестно откуда взявшийся). И только, вернувшись по тексту, мы можем предположить, что М.А. выходит из того же подъезда, что и Яша.
    С другой стороны мне понравился сам принцип ненавязчивого следования за сменяющимися персонажами, эдакое хождение по кругу, когда внук М.А., сбегая от деда, вновь возвращается к дяде Косте. Вместе с описаниями двора до и после этого кружения весь отрывок создает узнаваемую атмосферу провинциального городка.
    Наиболее интересной мне кажется тема, единая в обоих рассказах, но рассмотренная в разных аспектах. Французский этнолог и социо-антрополог Л.Леви-Брюль считал характерными чертами ментальностей - "(их) необъяснимость (посредством) обычной логики и здравого смысла, ‹…›, сопричастность всех ко всеобщим верованиям или заблуждениям (т. наз. "закон сопричастия ‹…› ")".
    И, хотя Леви-Брюль занимался укладом бесписьменных народов, но и мы в наш век поголовной грамотности и компьютеризации, как правило, также не способны разобраться в ментальности не только отличной от нас нации, а и ближайшего соседа.
     Если в "Таджикистане" мы видим почти полную невозможность взаимопонимания между двумя народами, разводящие их в разных направлениях менталитеты и четко направленный взгляд автора, то в "Хапуне" при наличии теоретически аналогичных разногласий, (если вспомнить мой давешний отнюдь неазиатский Новый год), мы не замечаем особенного антагонизма между соседями. Их маленькие личные различия сгладились, притерлись друг к другу, научились сосуществовать. Наше внимание притягивает яркое проявление аккультурации, влияние языческого суеверия дяди Кости, на "другого, чернявого и небольшого роста, как раз из народа, представителей которого бросают в Полежаевское болото".
    Вот тут как раз и не мешало бы нашему весельчаку-рассказчику проявиться и высказать свое оптимистическое мнение и многообещающие прогнозы будущей окончательной ассимиляции нашего затурканного дяди Яши и аккомодации его отпрысков. А возможно воспеть успешную борьбу с враждебной нечистой силой, проникшей в полукашерные чертоги. Куда подевался наш "неучтивый клерк" со своей авторской позицией и прозрением? Ведь он вполне мог бы помочь и нам, и автору свести концы с концами.
    Мало мне только авторского впечатления о каком-то эпизоде в прошлом, хочется еще понять, к чему он клонит? Дал бы хоть пищу для размышления, как поступают некоторые известные, но не прочитанные вами авторы, (например, Джулиан Барнс), натравливая своих героев друг на друга, но никого не защищая по-настоящему. Заметьте, что каждый из участников его сценария символизирует собой либо слой общества, либо определенный сорт людей, либо конкретную философию, либо все это вместе взятое. И любой читатель волен самостоятельно определить меру вины и правоты персонажей, описанных со всеми своими плюсами и минусами. И он может это сделать потому, что он отчетливо представляет, о чем идет речь. Именно этого мне не хватает в рассказе "Хапун". Недостаточно наметить проблему, необходимо еще дать толчок, мотивацию к размышлению, заставить читателя привлечь свой личный опыт, что вполне удалось Лене в "Таджикистане". Но в первом рассказе исчезнувший после болтливой увертюры рассказчик, предпочитает уклониться от комментариев и уточнений. Или не имеет их?
    Задав этот вопрос, я уже собиралась отключить компьютер, но тут позвонил Петя Межурицкий, и естественно, в разговоре с ним я упомянула рассказы Левинзона. И тут Петя, как выяснилось, - непревзойденный в Израиле специалист по русской классике, выдал мне интересную информацию. Оказывается, в детстве он как будто читал рассказ о хапуне, понятно, не у Левинзона, а у Короленко. Я не поленилась и залезла в интернет. И нашла-таки этот рассказ. Называется он "Судный день", и написал его, действительно Владимир Галактионович Короленко. Можете себе представить, как я была удивлена сходством этих двух текстов, не только по ритму и композиции (авторское вступление, затянутые и усложненные описания природы), но сюжетом (если кому угодно, фабулой). Почти так же, как и в "Хапуне", мельнику рассказывают о черте, ворующем "жидов" (В.Г.К) в праздник Киппур, и так же это событие происходит. Только у Короленко чёрту похищение удается. Дальше у Короленко все становится гораздо закрученнее и, чего там греха таить, интереснее, чем у Лени. У Короленко угадывается сверхзадача - автор стремится объяснить читателю, что любой богач плох, независимо от нации, и, возможно свой христианин даже хуже, чужого "жида" (В.Г.К), который побоится "перегнуть палку" по причине своей уязвимости. Разумеется, и язык персонажей и колорит повествования пышет натуральным, украинским духом, чего не скажешь о Лениной вариации. Я даже усомнилась, так ли уж художественна проза Лени, как показалось мне при первом прочтении? Слишком уж она блекнет рядом с "Судным днем". Желающие могут убедиться сами.
    http://lib.ru/RUSSLIT/KOROLENKO/sydnyden.txt

    Непонятно мне только одно, почему Леня заранее не позаботился о том, чтобы его не упрекнули в плагиате? Ну взял бы какой-никакой эпиграф или черкнул пару строк посвящения… А впрочем, постойте! Возможно сам Короленко, нелепым, допотопным по нашим временам словечком "клерк", вроде бы случайно затесавшимся в эту современную версию вечной истории о "братстве" народов, напомнил о себе и о своем первенстве.

Сусанна Гойхман