Владимир Кац

 

            ***

Тропинка сбегает к морю.

Солнце стоит в зените.

Скользят вдоль берега тени

перистых облаков.

А мы все спорим и спорим

о суете событий,

сверяя ноты мгновений

с музыкою веков.

 

                        ***

Ну, какой тебе толк от моих

десять раз перечеркнутых строчек?

Так неточен прошедшего миг

в отражении слов-оболочек.

 

Ни волнения терпкую дрожь,

ни обиды тупую усталость

невозможно, поверь, ни на грош

передать, ни на самую малость.

 

                        ***

А луч, скользя по подоконнику,

вмиг обнаружит, сколько пыли

за наш отъезд цветы бегонии

на плотных листьях накопили.

 

И это наше возвращение

в пространство выцветших обоев

вдруг обернется ощущением

безмерной близости с тобою.

 

                        ***

И, рассчитав узор по клеточкам,
ты вышиваешь, вышиваешь
сирени сорванную веточку
и контур красного трамвая.
И в бесконечном повторении
размеренных и точных жестов
есть чувство умиротворения
всей атмосферы дней воскресных.

 

***

Проснувшись в середине ночи,

не разобравшись, кто ты, где ты?

ты видишь, как души подстрочник

неярким светом освещен.

И не понять ни этот почерк,

ни эту ночь в контексте лета,

ни двух людей союз непрочный,

ни что к чему, ни что почем.

 

                        ***

В потертом чемодане
с оранжевой наклейкой
хранятся писем тайны
и старенькая "Лейка",
и наши фотографии
осиротевших лет,
где все безумно счастливы,
а счастья нет, как нет.

 

                        ***

Зачерпни журавлем из колодца

ледяной пустотелой воды, -

кто там знает, когда доведется

возвратиться нам в эти сады,

кто там знает, какое ненастье

нас еще ожидает в пути.

А сейчас, в полушаге от счастья,

ты в колодец бадью опусти.

 

                        ***

Улица в лунном сияньи,
и через город пустой
мы на трамвае "Желанье"
едем и едем с тобой.
И от колес перестука
сердце надсадно болит.
Б-же, какая разлука,
нам впереди предстоит!

 

                        ***

Где переулков перекрестье

и дом с обшарпанной панелью

ты помнишь как мы были вместе

в ополоумевшем апреле,

и чутко вслушиваясь в шорох

шагов и разговор прохожих

таясь от посторонних взоров,

любили каждой клеткой кожи

друг друга  мы. Казалась вестью

благой малейшая примета,

и ветер наполнял предместье

холодным запахом рассвета.

 

                        ***

В этом городе, где в разноцветье весенних бульваров

Запах моря врывается, как захмелевший матрос

В припортовый кабак,

Рядом с площадью старой базара

Я родился и рос,

И полтинник менял на пятак.

И с тех пор этим бизнесом странным

Занимаюсь везде беспрестанно.

 

                        ***

Я растяну сентябрь

на триста тридцать строк,

чтоб тридцать дней спустя

все длилось бабье лето.

Я буду жить шутя,

свободно, вольно, впрок,

как малое дитя,

как следует поэту.

 

Пусть юности моей

трамвайные пути

разобраны, и пусть

булыжник весь украден, -

в хмельной колодец дней

лети, бадья, лети,

зачеркивая грусть

исписанных тетрадей.

 

                        ***

Липы столетние.  Двор

с юго-востока на северо-запад

тянется. И в разговор

пряный вплетается запах.

 

Окна все настежь. Июль.

Ночь обнажает тела и желанья.

И умножает на нуль

наше дневное сознанье.

 

Да, так о чем разговор?-

Все о любви,  мы ж другого не смыслим.

Липы столетние.  Двор.

Трепетно тонкие кисти.

 

(Я о запястьи  молчу,

не говоря о предплечьи  и шее.)                               

Что же, загасим свечу.

Лето. Июль. Лорелея.

 

                                    А.П.К.

                        1.

Переезды, полустанки,

перестук колес,

чай вагонный, да болтанка,

дым от папирос.

 

В никуда из ниоткуда

скорый поезд мчит.

И как ожиданье чуда

огонек в ночи.

 

                        2.

Дребезжит в стакане ложка.

За окошком снег, поля.

Завела судьба-дорожка

в нелюдимые края.

 

Вдалеке над косогором

воронье  кружит, кружит.

Белый ворон… Черный ворон…

Вот и пролетела жизнь.

 

                        ***
Два медвежонка гризли
Мороженое грызли –
Сто порций эскимо!
Наевшись до отвала,
Они сказали: "Мало!
Еще хотим в кино!"

Но мама их медведица
Вскричала: "Гололедица!
На улице темно!
Пока в кино дойдете,
Раз двадцать упадете!
Вам спать пора давно! "

А грозный гризли-папа
Сказал: "Сосите лапу.
И шагом марш в кровать.
Медведям не положено
Зимою есть мороженое,
Положено им спать!"

Два медвежонка гризли
Легли в свои кроватки,
Два медвежонка гризли
Уснули сладко-сладко
И спали до весны.

Им снилось, что положено
Зимою есть мороженое –
Сто порций эскимо,
Что вместе с мамой, папой,
Посасывая лапы,
Они идут в кино!


 

 


Оглавление номеров журнала

Тель-Авивский клуб литераторов
    

 


Рейтинг@Mail.ru

Объявления: