экскурс (II)
черное дерево тридцать восьмой засечка
снежный циклон отходит к улан-удэ
пункт пересылки
лагерь вторая речка -
энное из чистилищ нквд
души еще теплы в животах условных
жадно зима кладет их в пустой карман
кто не в строю
да
васька из уголовных
рецидивист со стажем и наркоман
время ползет по венам и тихой сапой
пережигает нервы крадет умы
снова уходят
парии по этапу
до
никому неведомой колымы
выстроим мир - в рабочем своем процессе
лом не ронять на лед и пахать без слов
кто не в строю
да
кто-то из тех
профессор
интеллигент классических языков
дальневосточный ветер свистит в бараке
полубезумный сон вытесняет грусть -
кто там когда-то
улицей шел во фраке
кто там стихи зачитывал наизусть
страшной судьбы не высмотрев указатель
в
жизнь где в крови лютует тифозный штамм
кто не в строю
опять говорят писатель
имя не помню
кажется – мандельштам
экскурс (II)
так война приходит путем окружным к нам вчерашним — мирным и
безоружным
к
развеселой солнечной детворе что играет в летчиков во дворе
так война приходит — чужой дорогой неродной солдаткою-недотрогой
что увидев первого мертвеца обронивши сумку спадет с лица
а
когда поднимет на нас ресницы мы сойдем как пепел с ее десницы
красным пухом ропотом тополей как сухие травы с ее полей
поиграй-ка с нами пробей защиту мы твои живые эритроциты
кровяные клеточные тельца чья потеря — палка о двух концах
посмотри теперь — для чего ходила увлекала насмерть навек кадрила
чтоб небес расколотая слюда нас себе оставила навсегда
чтоб судьба выкидывая коленца расплодила юных невозвращенцев
с
тех высот где плавится но летит харрикейн ли фоккер ли мессершмитт
***
Памяти пассажиров рейса
K-79268,
Шарм-Эль-Шейх — Санкт-Петербург.
рассчитай нам абу камил переход в иное
время в древнем порядке чисел алмукабалы
это мы переходим в теплое как парное
молоко пространство что раньше не предавало
из
чужой земли во имя отца и сына
в
золотое утро с привкусом керосина
это мы говорим о море и местных птицах
это в наших айпадах зноем размыта гиза
это в тысячах селфи наши смеются лица
это мы говорим пока закрывает визы
нам чиновник с таможни будто творец эстампа
монотонным движеньем точным ударом штампа
ты
же знаешь что будет вольник небесной силы
закрывая глаза на долгое время взлета
это ты замираешь в небе абу камила
это солнце твое над крыльями самолета
это ты бездонную синюю тьму сминая
приникаешь щекой к песчаной
груди синая
***
В. Лобанову
солнце плавится медово у полудня на закорках
кошка с драными ушами прячет в ящике котят
у
вокзала в одинцово пахнет дынями и хлоркой
и
пылит еще дорога и деревья шелестят
скоро время снов озимых голубой онлайн и джаббер
скоро ветер бросив листья снег подхватит на ладонь
но
пока из магазина смотрит женщина в хиджабе
и
на клумбах георгины полыхают как огонь
но
пока молчит насельник этих мест за черной гатью
древний бог туманный морок видит город за версту
где швея в окне осеннем перекраивает платье
с сединою под косынкой с
красной ниткою во рту
***
с
неба чутко спустился в город
первый снег как ночной десант
поднимает прохожий ворот
улыбается адресант
по
углам громоздятся тени
за
окном ветер рвется в крик
спит на койке вчерашний гений
и
привычной рутины фрик
снится фрику большая яхта
так прохладен ее металл
снится девушка чистый яхонт
контрабанда и капитал
и
морской под рукой глоссарий
и
вискарь на краю стола
стратос лянчия и феррари
карты деньги и два ствола
знаешь жизнь не всегда по кругу
слышишь есть в ней какой-то свет
он
во сне говорит с подругой
той которой в реале нет
если б в детстве не влез на сливу
не
упал перебив бедро
мы
бы жили с тобой красиво
мы
бы жили сейчас хитро
встанет он поутру расхристан
и
в окно поглядит мельком
мир таинственным светом выстлан
голубым обведен мелком
и
замрет он нащупав точку
пульса в утренних небесах
синевеющих как цветочки
на семейных его трусах
подмосковное
к
вечеру задумчив и рассеян
свет на небе вспухшем как безе
проступают в сырости осенней
первые симптомы орз
скоро белым высыплется тальком
колкий снег из чаши голубой
но
пока раскатывает гальку
в
легких назревающий прибой
но
пока промозглый обнуленный
парк спадает с темного лица
и
гуляет в речи воспаленной
первая больная хрипотца
и
под аркой сумерек под коркой
от
теней древесных полосат
стынет мир и прячется трехгорка
с головой в туманный конденсат
***
а когда мы с тобой не
вернемся с войны
каждый будет молчать у своей
стороны
резко взгляд отводить от
цветных витражей
потемневших церквей от
домов-блиндажей
будем тихо бродить по своей
стороне
опаленной огнем оскудевшей в
огне
где всему вопреки из молвы и
хулы
вновь поднимется жизнь как
цветок из золы
узнавая своих по
встревоженным снам
обращая
глаза к не вернувшимся к нам
***
у нее глаза как вечер прядь
за ухом — цвета хны
не ищу ни с кем я встречи да
и девки хоть бы хны
здесь все так же будто вышел
покурить и вот оно —
я стою у дома бывшей и смотрю
в ее окно
ночь-полночь лунища в луже
сколь ни верь — не повторим
вспоминать о первом муже ей
негоже со вторым
в заоконную каверну льется
звездная вода
жизнь примерна спят наверно
безмятежны как всегда
не рассудишь в этом плане кто
виновней кто честней
свет в
тумане нож в кармане тьма на сердце бог во сне
***
отплывает в облачную дымку
день не оставляющий следа
за окном кофейни по ордынке
расползлась февральская вода
видно как дойдя до середины
ветер – приручай не приручай
–
в яркую оранжевую спину
дворника толкает невзначай
он отходит молча виновато
пропуская в двери под
сквозняк
дорогой лощеный фриковатый
но уже весенний молодняк
и глядит с задумчивым
томленьем
со своих загадочных высот
на девиц иного поколенья
бывший партработник и сексот
что смеются масляную стружку
ложкой сняв с чизкейка
помпиду
и неспешно взбалтывают в
кружках
горькую
китайскую бурду
***
над парком в сыреющий воздух
ветра намечают размах
чернеют лохматые гнезда
в скрипучих древесных руках
и отзвук вороньего грая
у неба в подбрюшье зудит
а мальчик стоит замирая
на черные гнезда глядит
у дерева есть постояльцы
у дерева с каждой весной
болят узловатые пальцы
разбухшие в хмари лесной
вдали электрички летают
дрожит привокзальный перрон
а мальчик стоит и считает
стоит и
считает ворон
***
облачный край чуть розов ночь
впереди ясна
в голосе ветра – слезы значит
пришла весна
значит февраль обманут в
собственной вере слеп
в дымчатых разливанных лужах
теряя след
эхом весенним пойман
выдохшийся пустой
скоро уйдет он в пойму за
городской чертой
где беспокойно галки слушают
скрип ворот
где на вселенской свалке
бывших людских щедрот
снежную пыль взметая ветра
ловя дискант
делит
собачья стая смерзшийся конфискат