Елена Джеро

БУДЬ МОИМ

— И-э-а-о-у…

Звуки казались цветными шариками, сплетающимися в бусы. Они обматывались вокруг шеи, с каждым оборотом сдавливая все сильнее.

— И-э-а-о-у…

Удавка превратились в бумажную ленту с непонятными значками. Они проявлялись один за другим, словно военная шифровка, и вдруг обернулись кардиограммой. Зубцы всплывали и обрушивались вниз, увеличивая амплитуду.

— И-э-а-о-у.

И оборвались безмолвным штилем.

— Пять минут до эфира, — скомандовал усиленный динамиками голос откуда-то сверху. Движение пушистой кисточки по щеке прекратилось. Гример пожелал удачи и исчез прежде, чем Алекс открыла глаза. 

Свет. Белый. Холодный. Слишком много, словно не в телестудии, а в операционной. Или в морге. Патологоанатом-ведущий сложил губы трубочкой, растянул, высунул язык.

— И-э-а-о-у.

Почему он смотрит на нее, делая все это? Словно ее нет.

Ниоткуда появилась ассистентка, положила на стол серебристую коробочку с логотипом «Be mine*», придуманным самой Алекс. Два треугольника — стилизованные буквы «В» и «М», но, по мнению Майка, они символизируют равенство. «Ты сделала то, что не смог ни один политик!» — эту фразу Алекс слышала от него каждый раз, когда пыталась отказаться от интервью. Она ведь не глава корпорации, а всего лишь квантовый физик. Лабораторная мышь. «Вот поэтому все и хотят тебя!» — парировал босс.  Все — это пользователи. Покупатели. То есть, боги.

— Пожалуйста, мэм.

Ведущий с безразличным лицом протягивал раскрытую коробку. Два черных кольца на бархатном ложе почему-то напомнили нарисованные глаза. Алекс сняла одно с подставки и медленно надела на палец. Кольцо со щелчком сжалось, подстроившись под ее размер.

— Десять секунд до эфира, — сообщил голос свыше.

Как раз. Ведущий надел свое и уставился в мигающий огонек камеры.

— Семь. Шесть. Пять.

Студия теперь казалась мастерской художника. Сосредоточенный и отрешенный, маэстро готовился положить первый мазок на чистое полотно. Волосы, падающие на лоб, добавляли его профилю что-то мальчишеское. Он резко повернулся к ней, и прядка с малым опозданием прыгнула на чуть прищуренные глаза. Художник улыбнулся, слегка прикусив губу, кивнул и повернулся к камере ровно на счет «один».

— Здравствуйте, дорогие телезрители, в эфире программа «Как это было?» и я, ее ведущий Ричард Уайт.

Какое красивое имя, Ричард!

— Сегодня у нас в гостях человек, который без преувеличения перевернул мир. Точнее, перевернула! Встречайте — лауреат Нобелевской премии дама-командор Королевского Викторианского ордена изобретатель трансформера мисс Алекс Росс!

Раздались аплодисменты, хотя зрителей в студии не было. По своим предыдущим выступлениям Алекс знала, что запись хлопков включают, чтобы гости вовремя делали паузы и оживляли кадр. Улыбнувшись, она показала несуществующей публике руку с кольцом:

— Здравствуйте.

Тембр чуть глубже, согласные мягче — для него. Ричард смотрел на нее блестящими глазами. С гордостью, с обожанием, с интересом. Подарил ей полувздох-полунамек и снова вернулся к камере.

— Еще пять лет назад невозможно было и помыслить об управлении любовью. Признаемся, мы вообще не знали, что это такое. Физиологи говорили про дофамин и серотонин, химики — про двафенилэтиламин, психологи — про нервное расстройство. Но никто из них понятия не имел, что именно является триггером к выработке гормонов, отчего вдруг сдают нервы, и главное — почему невозможно запустить эти процессы по собственному желанию? Было невозможно. Пока аспирантка Хьюстонского университета не взялась за дело. Алекс, как вам в голову пришла идея трансформера?

Он опять смотрел на нее, инстинктивно покручивая кольцо. Волнуется.

— Вообще-то сначала такой идеи не было. Я просто изучала волны мозга, и наткнулась на новое излучение, индивидуальное для каждого человека. Сообразила, как его измерить, а уж потом попробовала устроить резонанс.

— Любовь — это резонанс, друзья! — воскликнул Ричард. — Раньше его устраивал наш мозг, когда хотел, с кем хотел и насколько хотел. Многие из нас могут подтвердить, что это происходило в самых неподходящих ситуациях, с неподходящими людьми и на совершенно неподходящие сроки. Вы еще помните муки неразделенной любви? Я вот помню. Знаю, трудно поверить…

Он сделал страдающее лицо, и сразу же грохнули аплодисменты. Прекрасный актер. Но Алекс все равно хотелось сделать какой-нибудь утешающий жест, погладить по спине или хотя бы взять за руку. 

— … думали, Алекс?

Ну вот, она пропустила вопрос. Надо сосредоточиться.

— Ценю вашу скромность, мисс Росс, но наши зрители, — Ричард махнул в пустоту рукой, — желают знать, о чем вы думали, конструируя первый трансформер? Вы хотели сделать миллионы людей счастливыми?

Если бы! Она хотела научного руководителя. А он ее — нет.

— Да.

— И вы это сделали!

На мониторе сбоку включился ролик, который Алекс знала наизусть: женщина в кругу подруг режет торт с кремовой цифрой «40», очкарик подпирает стенку на дискотеке, беременная девушка ждет перед телефоном, и самый нелепый эпизод, как муж возвращается из командировки…

Ричард подлил воды в ее стакан.

— Если вы не против, Алекс, я спрошу о самом ярком личном опыте с трансформером.

Перед глазами тут же возник этот опыт, пыхтящий на атласных простынях. Он не хотел расставаться со статуэткой «Оскара» всю ночь. Ей это казалось забавным. Какой ужас!

— Тогда мне придется соврать вам, Ричард.

Он понимающе улыбнулся, качнул вихром.

— О родителях можно?

— Окей.

Реклама заканчивалась — очкарик говорил невесте «Будь моей». Ричард блестящим взглядом оглядел темную студию.

— Be mine. Два волшебных слова. Но действительно ли они означают вечную любовь, или это всего лишь временная влюбленность?

Алекс посмотрела «зрителям в глаза», краешки губ дернулись, пауза длилась ровно столько, чтобы зритель успел засомневаться. Один из трюков Майка.

— Любовь будет вечной, если зарядить аккумулятор.

Ричард захохотал одновременно с овацией. Его смех был приятным — недолгий и искренний. Или нет?

— А если все-таки не заряжать аккумулятор? Любовь пройдет?

Алекс развела руками.

— Аккумулятора хватает надолго, так что не сразу. Но может, как и обычная любовь. Ведь даже после измены чувства не иссякают в тот же миг. И чем больше времени трансформер индуцирует любовь, тем дольше будет идти обратный процесс. Поэтому если вы надеваете новый трансформер на пару часов в кабинете зубного или даже на несколько дней, если это необходимо по работе, ваша любовь к супругу не угаснет! К другим людям вы будете чувствовать лишь легкую симпатию.

Она опять предъявила публике кольцо, на этот раз маэстро приставил и свою руку, нарочито играя бровями. Алекс мысленно похвалила себя — эту тему Майк велел непременно поднять из-за недавней статьи в «Таймс». Слишком многие были еще обеспокоены вопросами морали.

— Но индуцированная любовь… — задумчиво произнес Ричард, буравя взглядом зрительские души, — настоящая она или не очень? Есть мнение, что искусственное изменение сознания — это наркотик. Что скажете, мисс Росс?

— В таком случае придется назвать наркотиком и другие вещи, изменяющие сознание. Разве книги не рождают в нашем воображении новый мир, в котором мы живем до последней страницы? Картины, которые переносят нас в другие реальности, музыка, открывающая простор мечтам! А фильмы? Один фильм способен поменять жизненный маршрут миллионов людей!

Хлопки заглушили ответ ведущего. Он улыбался, кивал и показывал рукой на гостью, после чего аплодисменты усиливались. Наконец, тишина снова позволила говорить.

 — Трансформер — это как самолет после телеги, — продолжила Алекс. Надо было закрепить мысль яркой картинкой. — Он ведь настоящий, хотя еще несколько веков назад его сочли бы богом. Или дьяволом. Но самое главное, это необратимо: после самолета нельзя вернуться назад, если, конечно, ты не аманит**.

На этот раз Ричард не дал овациям шанса. Выпрямившись, он поднял вверх указательный палец и перешел в наступление:

— Однако плюсов без минусов не бывает, не так ли, мисс Росс? Вот вы привели в пример самолет. Верно, в пункт назначения попадешь очень быстро, однако пропустишь все, что мог бы пережить, выбрав путешествие по земле. Не попробуешь фирменное блюдо в придорожном кафе, не заночуешь в лесу, не потеряешь кошелек, не обретешь друзей, ничего этого не будет. Процесса не будет. Только результат. А можно ли высоко ценить то, что далось слишком просто?

Он сделал трагическую паузу и посмотрел на нее, красуясь. Хорош, до чего же хорош! Подготовил ей прекрасный трамплин перед главным аргументом.

— Вы правы, — кивнула Алекс и повернулась к камере. Брови озабоченным домиком, в глазах суровость и жалость, пополам. — Но что насчет тех, кто не доедет? Тех, кто потратит двадцать лет на дорогу и поймет, что это неправильное направление? Тех, кто заблудится и потеряет веру… Может, им лучше сесть на самолет?

Она развела руками и разрешила сжатым губам дрогнуть только после рукоплесканий:

— У всех есть выбор.

Безупречное туше. Майк будет доволен!

Маэстро взял ее руку, чтобы были видны оба их кольца.

— У нас есть выбор! У американцев. А еще у жителей Канады и большей части западной Европы. Однако недавно стало известно, что и восток потихоньку сдается компании «Be mine». Верно, Алекс?

— Мы начали поставки в Польшу и Чехословакию, и, будем надеяться,  переговоры с Россией тоже пройдут удачно. Как раз сегодня я лечу в Москву.

— О! Желаем удачи, — Ричард скрестил пальцы, предлагая зрителям сделать то же самое. — На родине. Вы ведь родились в России?

— Да. Мои родители эмигрировали, когда мне было три года. Я знаю только «водка», «новий год» и «я ни гавару паруски».

Они немного посмеялись. Конечно, это была неправда — язык она понимала, и даже могла сносно объясниться, но шутка про водку всегда работала.

— Говорят, это уже не та Россия, о которой вам рассказывали родители.

Алекс пожала плечами. Пока были живы, ее родители не то что говорить, даже слушать о родине не желали. «Эта ненормальная страна, — утверждали они, — которая никогда не изменится».

— Рад сообщить, что водку пьют уже не все, и медведи по Красной Площади больше не гуляют. Как вы считаете, улучшатся ли отношения между нашими странами благодаря «Be mine»?

— Я оптимистична. Судя по нашему опыту, трансформер действует и на политиков.

— Да, но русские не такие как наши!

Они хохотнули в унисон. Интервью получалось живое, легкое. Как приключение. Как игра.

Бабочки в животе порхали до аэропорта. Потом сдохли. Низкие тучи, казалось, стремились теснее прижаться к земле. Алекс почти вбежала в спасительный терминал, горящий разноцветными огнями, и сразу направилась в зал отдыха.

Поужинать не получилось: заказала пасту с морепродуктами, однако съела три креветки и отодвинула тарелку. Еда была безвкусной, резиновой — иногда после трансформации такое случается, но проходит через пару часов. На телеэкране шло утреннее интервью, уже со зрителями. Записанные непонятно когда, они хлопали, улыбались и хмурились идеально в тему. Алекс заметила, что несколько соседей по залу смотрят прямо на нее.

«И не скрыться никуда, — подумалось грустно, — и никогда». Майк говорит, что нелюбовь к публичности у нее из-за синдрома самозванца, который атакует всех гениев — они, мол, уверены, что созданное ими недостаточно хорошо.

Но он ошибается. Алекс в величии трансформера не сомневалась.

Она всегда выбирала скорость, технологии и комфорт: двенадцать часов до Москвы в личном купе, с кроватью и большим телевизором. Между кино и сном Алекс собиралась почитать московские журналы, чтоб расшевелить в памяти одеревеневший русский язык. Стюардесса выбрала светские сплетни, самую неинтересную тему. Хотя какая, собственно, разница? Глаза заскользили по странице.

«Жена знаменитого актера ушла любовнику», «Звездный брак подошел к концу», «Невеста разорвала помолвку из-за брачного контракта». Ничего, скоро «Be mine» изменит и ваши заголовки.

— И-у, и-у, а-а-а, мама-а-а! — вдруг послышалось неподалеку. — Блин. И-у, а-а, мама-а-а!

Алекс выглянула за перегородку. Пассажир из соседнего купе, расставив в стороны руки, стоял перед стюардессой и старательно трясся. Та смотрела на него с приятной улыбкой, за которой читались нехорошие мысли.

— Turbulence. He suffers from aerophobia***, — перевела Алекс отчаянную пантомиму. — Ви бояться летать, да?

Человеческий самолет опустил крылья и хлопнул себя по лбу.

— Турбулентность, точно!

Перегнулся через перегородку между их кресло-кроватями первого класса, протянул руку:

— Александр. Алекс.

— Очень приятно.

Алекс вложила в его ладонь свою. Повисла пауза. Русский сиял как ребенок, встретивший Деда Мороза, и руку не отпускал.

— Мисс Росс, — подсказала стюардесса, — что вам будет угодно?

— Шампанского, пожалуйста.

— А мне водки! Водка, плиз! — откликнулся русский и поцеловал руку. — Очень приятно, мисс Росс.

— Александра. Алекс, — разрешила американка, изучая соседа. Медведь с детскими глазами и «Роллексом» на запястье, в вороте рубашки — здоровый крест. Звать ее «Алекс» наотрез отказался, ему больше нравилось «Саша».

— Турбулентность, Сашенька, раз на раз не приходится, — рассказывал он, выпив стопку залпом и заказав еще, — капитан вчера объяснил.

— Вчера?

— Да я на одну ночь прилетел только, — русский махнул рукой. — Проспорил. Я самолеты не очень. Короче, никогда не летал. Посмотрел, который рейс с кроватью, ну, чтобы спать. Получилось, Хьюстон.

— Ви сумасшедший? — уточнила Алекс.

Медведь пожал плечами.

— Я честный. Раз проиграл — надо лететь.

Она смотрела на его серьезное лицо и изо всех сил пыталась не расхохотаться.

— И как вам понравилась Америка?

— Не понравилась, — сразу признался великан и даже нос сморщил. — С фасада все красиво вроде, но как-то не по-настоящему. Люди улыбаются, а на самом деле наплевать им на тебя! А если кто не улыбается, жди беды. Вон, меня даже обокрасть пытались! Только не вышло.

Он предъявил красные костяшки пальцев со сбитой кожей.

Увлекательный зверь. И к тому же носитель языка. Гораздо лучше, чем светские сплетни. Она покопалась в сумке и вынула коробочку с двумя треугольниками — свой личный комплект. 

— Будь моим!

Медведь уставился на золотые кольца, лежащие на бархатной подставке, потом медленно поднял глаза на Алекс. Прошла целая вечность, прежде чем он моргнул, почесал макушку и сказал серьезно: «Хорошо».

Через минуту неуклюжий попутчик превратился в самого желанного мужчину на свете. Но вместо того, чтоб продолжить беседу, он завалился в ее купе и начал целовать.

Алекс не сопротивлялась. Она последовала за ним ввысь, вдаль, в вечность. Они проваливались в бесконечную темноту космоса и выныривали к сверкающим звездам. Они бродили в туманностях и играли с метеоритами до тех пор, пока млечный путь не привел их в незнакомую галактику, новую, неисследованную, в которой не было ничего, кроме них — двух путешественников, держащихся за руки. 

— Говорит капитан. Просьба вернуться на свои места и пристегнуть ремни безопасности. Посадка через тридцать минут.

Их пальцы были сплетены до самой земли. Саша думала, что получит трансформер обратно после посадки, но Алекс не снял кольца, даже когда они все так же, не разрывая рук, миновали таможенный контроль и вышли в огромный мраморно-стеклянный зал.

— Приветствую, Сан Ваныч, — подскочил лысый тип и перенял у Алекса тележку с чемоданами. Саше кивнул и спросил, куда подвезти.

— Домой, — ответил за нее Алекс, и Саша уверенно прошагала мимо господина, держащего в руках табличку с ее именем. Сегодня ведь пятница. Впереди два выходных.

— Сегодня ведь пятница, Майк! — говорила она в телефон из темно-оконного джипа. Указатель с надписью «Владимир» пролетел мимо и скрылся в ночи. — Впереди два выходных. В понедельник приеду сразу в офис.

— Мне нужен отпуск, — сообщила она генеральному в понедельник с утра. — Нет, причину объяснить не могу.

Майк все равно не поверил бы. Потому что трудно поверить в то, что существуют люди, которые не слышали про трансформинг. Еще сложнее — в то, что они заключают помолвку с первого взгляда. И уж совсем невозможно представить себе, что, поняв эти две вещи, лауреат Нобелевской премии дама-командор Королевского Викторианского ордена изобретатель трансформера мисс Росс не уехала немедленно из странного города Владимира.

Она честно решила рассказать правду. Только вот правильный день для признания все не наступал. Может, оттого, что все остальные дни были правильными: лесные дни, с шепотом молодых берез; речные дни, с хватающими весла лилиями; базарные дни, с запахом яблок и кваса, и банные, с заунывной песней про мороз. Но она знала, что однажды придет и последний, с билетом в Хьюстон. День, когда до Владимира доберутся трансформеры «Be mine». Сколько еще ждать? Месяц? Два? Три? 

«12 недель» — высветился на тесте приблизительный срок. Саша смотрела то на две полоски, то на два треугольника на кольце, то в старинное зеркало. Голая женщина в позолоченной раме — раскрашенное лицо, застывший фонтан волос. А позади раскинуло по кровати рукава белое с жемчужными вставками платье.

Саша присела рядом, погладила вышитые узоры, медленно, осторожно взяла на руки, словно боясь, что нитки разойдутся в любой момент. Когда глаза вернулись к зеркалу, голая женщина уже превратилась в невесту. Она дотронулась до Сашиной руки, зажмурилась сильно-сильно и вышла из рамы.

— И-э-а-о-у, — бубенцы кареты казались цветными шариками, сплетающимися в бусы. Они обматывались вокруг шеи, с каждым оборотом сдавливая все сильнее. Стены домов превратились в ленту с непонятными значками. Они проявлялись один за другим, словно военная шифровка, и вдруг обернулись кардиограммой. Зубцы берез всплывали и обрушивались вниз, увеличивая амплитуду.

Пока не оборвались в безмолвном притворе. В церковных сумерках торжественно плыл священник со свечами в руках. Таков здешний обряд: сперва обручение, затем венчание, а потом будет уже слишком поздно.

Саша медленно сняла трансформер с пальца.

— Алекс, эти кольца, — голос в натянутой тишине гремел как крик, — не настоящие.

Пусть выгоняет. Из церкви, из сердца, из страны. Лучше так — пока не связаны. Ничем и никем. Так — честно.

— Помолвочные! — встрепенулся Алекс, стащил свое кольцо и сунул в карман пиджака.

Возврат из волшебного мира занял всего мгновение. Трансформация пока действовала, но любовь уже не была бессмертной. Она сделалась обычной, как пять, как сто, как тысячу лет назад.

Вокруг растекался терпкий дым благовоний, темный храм отступал перед свечами, молитвы превращались в заклинания. Смогут ли они помочь?

— Имаши ли произволение благое и непринужденное, и твердую мысль, пояти себе в мужа сего Александра егоже пред тобою зде видиши? — включился в ушах певучий голос священника.

Имеет ли она твердую мысль взять себе мужа, зная, что счастье может закончиться? Что оно скорее всего закончится? Оборвется, сгорит, утечет, оставив воспоминания и боль. Так происходит почти со всеми, кто любит обычной любовью. Почти всегда. Почти…

Но почти — это ведь не значит точно! Ведь существует вероятность, что у них все будет по-другому? Теоретически ведь такое возможно?

— Да.

————————————

* Будь моим (англ.)

** Аманиты или амиши — протестантское религиозное движение. Амиши отличаются простотой жизни и одежды, нежеланием принимать многие современные технологии и удобства.

*** Турбулентность. Он страдает аэрофобией. (англ.)

Оглавление журнала "Артикль"               Клуб литераторов Тель-Авива