Ирина Морозовская
Чёрная смородина, где сажали красную...
о песнях Любови Захарченко
Не прошло и десяти лет, как получилось написать о Любе без гнева на то, что нет больше ни её песен, ни её самоё...
Остались печаль и боль и то пронзительное ощущение понимания, что когда человеку выдан дар пророчества – то он может и сжечь своего носителя.
Да и степень пророчества Любиных песен становится яснее и страшнее тоже, многие осуществились уже.
Известность и слава накрыли её вместе с Гран-При Первого Всесоюзного фестиваля авторской песни в Саратове. Единственного из трёх, на котором не было меня по мелкости совершенно младшенького моего. В эти дни держала за Любу кулачки – мы дружили.
Очень радовалась, узнав о Гран-При, а САД мгновенно запели отовсюду. Послушайте – это ж таки не избылось поколением, с тех пор прошедшим...
Много-много лет спустя (при каждом приезде в Москву заглядывала в гости) Люба рассказывала вполне взрослому уже Феликсу, что он был первым младенцем, которого она увидела так близко – познакомились-то мы в его год рождения, 1984й. Утром Люба обнаружила рядом с собой крошечное существо (я спросонья положила сынишку на место, где заночевала гостья) и поначалу перепугалась. Но быстро освоилась, да и Фелька её полюбил и очень радовался встречам. Люба при знакомстве впечатлила необычайным – глубоким и хрипловатым голосом, песнями, бравшими за душу, и экзотической для меня профессией – была она юным помощником прокурора. Совсем юным. Но прокурора.
Конечно, отработав своё молодым специалистом, юриспруденцию она оставила. Размах её таланта – не только поэтического и бардовского, а эмоционального – от самых глубоких взлётов и недр трагедии до карнавально-скоморошеского заразительного веселья – был таков, что не вмещалася ни в какие рамки. Жанра авторской песни, в том числе. И жизнь у неё складывалась непросто, Ростов она переросла, в Москве приживалась плохо, часто болела. Первый брак с красивым, умным и добрым мальчиком, чудесная дочь. Но тут накатила и закружила судьба – и случился второй брак по страсти, с милым, но часто выпивающим человеком. Младшие поздние дети. Маленькая тесная квартирка, кризис, прищемивший всех нас в доходах. Но при малых детях этим болеешь тяжелее и жизнь переносишь, сколько можно. А потом становится совсем нельзя...
Последняя встреча наша выдалась праздничной и безмятежной, у Любы случился концерт в Одессе, на даче у Игоря Лучинкина. Мы перешучивались, строили планы, благо зимой я собиралась в Москву. А потом случилось 21 января. И сейчас я влезла в архив Живого Журнала и вытащила это:
10:08 am
и есть ещё время молиться о встрече на Том берегу.
Среди ночи затеяла петь в полный голос – и дети не спросили, не рехнулась ли, они тоже печалились.
Это я так выла – начала с “Харона”, конечно. Теперь мне молиться– о встрече с нею на том берегу...
А она – уже с папой и мамой, я надеюсь, она так по ним скучала в последние годы.
Плакать толком не могу, боль не желает уходить из-за грудины, только петь-хрипеть получается.
Полезла в журнал, а там, чуть не предпоследним постом – о нашей последней встрече
Виделись дважды – и на концерте том я сидела прямо перед Любой и работала тем самым зрителем, на которого посматриваешь между песнями.
Написала об этом буквально пару фраз.
Сколько планов мы успели уже построить на будущее лето!
Хочется набрать номер – и заорать “Что ж ты творишь, неправильная ты женщина! Нельзя же так!” – и биться головой о что попало, кроме гитары, от понимания, что уже не написать и не позвонить.
Любаша...
Желающие узнать больше подробностей могут погуглить и послушать её интервью. А здесь – с чего всё для меня начиналось и что пою и пою, оно никогда не закончится.
До сих пор пою, когда утешить себя надобно, МЕЛЬНИЦА
И когда ВЕТЕР дует и дует, унося из нашей жизни тепло и близких, этим продолжается, к сожалению, всё чаще и чаще, когда увозит кого-то из близких на своей ладье: ХАРОН
Среди её песенок – много забавных, под весёлостью со смелостью скомороха
Далеко не всё любимое Любашино нашла я в ютубе, формате, принятом в журнале. Хотя всё есть на дисках – записанных в черновиках, переписанных в подарок, даже не знаю – изданных ли начисто после её ухода.
Вот эта – из самого-самого
Кусочек любимого моего
Вот, пожалуй, самый длинный, полный её концерт.
А здесь другое
Закончу этим, страшно пророческим для всей Заозёрной школы поэтов и бардов, из которой она произошла и с которыми теперь вместе где-то там... в небесном Заозёрье, должно быть. Да,
А я и не забывала.
Love, Irina
Оглавление журнала "Артикль"
Клуб
литераторов Тель-Авива