Яков Шехтер

    
    - Лучшего места они не могли отыскать! - возмутился мой приятель Зеев, услышав, что Еврейское Агентство разместило меня в гостинице "Россия". С Зеевом мы знакомы лет двадцать, и я даже вывел его в рассказе "Царь, царевич, сапожник, портной" под именем Велвл.
    Как и в рассказе, Зеев был композитором, причем особенно увлекался сочинением органной музыки. Его религиозные воззрения, чуть теплые в бытность студентом консерватории, на иерусалимской земле значительно разгорячились. Органы в Израиле можно сосчитать на пальцах одной руки, и все они расположены в действующих церквях, которые Зеев теперь обходил десятой дорогой.
    По этой или по другой причине, он устроился в одну из еврейских организаций и уехал на год в Москву. В чем заключалась его служба, так и осталось для меня загадкой, ехал же Зеев с совершенно определенной целью: вволю поиграть на органе. Когда Сохнут командировал меня в Москву на встречи с читателями, я, незадолго до отъезда, позвонил Зееву.
    - Что же плохого в гостинице "Россия"? - спросил я, в ответ на его возмущение. - В самом центре, все близко. И вид на Кремль.
    - На Кремль, - мрачно произнесла трубка. - Соскучился, значит. Истосковался.
    Из трубки несло таким презрением к провинциалу, такой невозможностью объяснить убогому мне всю сложность сложившейся ситуации с поселением в "России", что я невольно улыбнулся.
    - А известно ли суду, - угрожающе произнес Зеев, - что упомянутое вами место проживания не только самая большая гостиница в Европе, но и самый большой в Европе публичный дом?
    - Суду это не известно, - ответил я. - Скажу более, суд это не интересует. Суд, если вы помните, совсем по другой части.
    - Не должен еврей подвергать себя испытанию, - сурово произнесла трубка. - Одно дело дома, рядом с женой, и совсем другое - одиночество в чужом городе. Ты мужик, хоть и стареющий, но пока не старый. Мало ли какая вожжа захлестнет.
    - За "пока" отдельное спасибо, - сказал я, - но мы, дорогой товарищ, давно пересели с гужевого транспорта социализма на стального сионистского коня. Я что, по-твоему, проституток никогда не видел? У нас в Тель-Авиве их тоже хватает. В общем, не пой мне, бабуся, военные песни.
    - Смотри, ты предупрежден, - сказал Зеев и моментально сменил тему. -Водки хорошей привези.
    - Водки? В Москву? А квасу не захватить? У нас тут в Кфар-Хабаде отличный квас делают.
    - Оставь свой юмор, - мрачно изрекла трубка. - Московскую водку невозможно пить - вся паленая.
    - Какая-какая? - не понял я.
    - Вот видишь, - ехидно произнес Зеев, - ты ни местного диалекта не знаешь, ни местных проституток не видал. Пропадешь ни за понюшку табаку вместе со своим Сохнутом.
    Организация, в которую на год поднанялся Зеев, была в некотором роде, конкурентом Еврейского Агентства.
    - Паленая, - продолжил он, - значит самопальная, поддельная то есть. Местные "махеры" гонят ее в полевых условиях, потом разливают по бутылкам и сдают в торговую сеть. По внешнему виду от оригинала не отличишь, но пить невозможно. Я уже несколько раз накалывался. Покупаю водку только по большим праздникам, и каждый раз точно в девятку.
    - Так может тут проблема не российского рынка, а твоя личная? - осторожно поинтересовался я.
    - Ты это, - огрызнулась трубка, - прибереги соль для салата. Нечего товарищу раны посыпать.
    - Ладно, привезу тебе водку, - пообещал я. - Утешу страждущую душу.
    Пообещал и забыл. Закрутился в предотъездной суете: оформлении документов, подготовке выступлений, согласовании встреч с московскими издателями, сотрудниками журналов, критиками. О просьбе Зеева я вспомнил только в самолете, когда стюардесса, проталкивая по проходу тележку "Duty free", задела мою руку с чашкой, и капли чая, черные, словно слезы трубочиста, оросили инструкцию Сохнута.
    Кофе я не люблю, и почти двадцать лет жизни на Ближнем Востоке, пронизанного бесконечным кофепитием, не переменили моего мнения. Кофе тут варят по любому поводу: обжигающе горячий, крепкий, с кардамоном. Первое время я пил его наравне со всеми, но скоро почувствовал, что поры моего тела потихоньку закупориваются хрусткими коричневыми крупинками.
    С тех пор я употребляю исключительно чай. Горячая душистая влага распаривает кожу, выгоняя вместе с потом раздражение и обиды. Чай успокаивает, очищает, а от кофе я становлюсь нервным и озабоченным.
    Черную бурду, подаваемую в самолете, трудно было назвать чаем, но я попросил полную чашку и решил, наконец-то, ознакомиться с инструкцией Сохнута, которую мне настойчиво рекомендовали прочитать несколько раз и вообще, на всякий случай, всегда носить с собой.
    Инструкция представляла собой собрание самых зловещих случайностей и совпадений, которые когда-либо могли выпасть на долю израильтянина, оказавшегося в России. Она напоминала правила поведения на стрельбище, которые нам вбивали во время прохождения военной службы.
    - Не с каждым такое может случиться, - объясняли офицеры, проводившие инструктаж перед началом каденции резервистов, - но каждый пункт данного документа написан кровью.
    В глазах составителя сохнутовской инструкции Россия представлялась чем-то наподобие прерий Дикого Запада, которые вместо лошадей и ковбоев населяли белые медведи и милиционеры.
    Не успел я насладиться чтением этого в высшей мере увлекательного документа, как меня толкнула тележка стюардессы. Чай пролился и по прихотливой игре ассоциаций я вспомнил про обещанную водку и поспешил купить бутылку "Абсолюта". Мне выдали ее, элегантно обтянутую в предохраняющую от ударов полиэтиленовую сеточку, и завернули в мешочек с эмблемой "Эль-Аль", украшенный кокетливой надписью про небесный магазин с ценами ниже земли.
    Таможенный досмотр, паспортный контроль и прочие прилетные процедуры прошли в Шереметьево быстро и без проблем, как в любом аэропорту Европы. Сотрудники были вполне любезны и шустры, а уголовных носильщиков, готовых вырвать из твоих рук багаж, чтобы за бешеную цену перенести его на сто метров к автомобильной стоянке, и вовсе не оказалось. Тележки, точно как в Бен-Гурионе, ничего не стоили и стояли на каждом углу.
    "Устарела, устарела инструкция", - подумал я и, взвалив чемодан на бесплатную тележку, покатил искать встречающего. Он, в полном соответствии с забракованным мною документом, стоял у выхода, сжимая в руках табличку, на которой красовалась моя фамилия.
    Ехали долго, и я с интересом разглядывал несущиеся навстречу рекламные щиты. Большинство из них были такие же, как в Израиле: Икеа, Нокиа, Панасоник. Удивляло то, что все по-русски, но и к такому можно привыкнуть.
    Среди плакатов иногда попадались перлы:
    " Мы вас любим и делаем скидки!
     Для настоящего коммерсанта пятнадцать лет не срок!
     Хватит мечтать, пора обLADAть!
    Замочил соседа - застрахуй квартиру!"
    Войдя в лобби гостиницы, я с подозрением огляделся. Для самого большого публичного дома Европы лобби выглядело весьма прилично, никаких намеков на буйство разврата мой встревоженный взгляд не обнаружил. Девушки у стойки администратора держались очень приветливо, но не более того.
    Затащив чемодан в номер, я быстро разложил вещи, узнал по телефону как звонить ко мне из-за границы, отправил жене SMSку и пошел в ванную. Кран с горячей водой оказался почему-то не слева, а справа и это небольшое напоминание о российской реальности чуть не обожгло мне руку. Из крана текла не вода, а кипяток, хоть чай заваривай. Пока, отыскивая баланс, я лихорадочно крутил "холодную" ручку, зазвонил телефон.
    - Жена, - подумал я. - Приятная оперативность.
    Но это оказалась не жена.
    - Лечебный массаж? - вкрадчиво спросила трубка. - Релаксация, полное снятие напряжения?
    Судя по тону, мне предлагали снимать напряжение совершенно конкретного вида.
    - Спасибо, - сказал я. - Обойдусь своими силами.
    - Но это вредно, - огорчилась трубка.
    - Про свои силы - это в другом смысле, - поправился я. - В том, что я не нуждаюсь в ваших услугах. Всего хорошего.
    Завтра мне предстояли две встречи с читателями и множество звонков. Я принял ванну, улегся в двуспальную кровать и моментально заснул. Разбудил меня стук в дверь. Еще плохо соображая, что происходит, я накинул халат и отворил. За порогом стояла девушка в гостиничной униформе. От стандартной она отличалась длиной юбки, и глубиной декольте.
    - Мужчина? - спросила она, изображая соблазнительную улыбку. - Хотите отдохнуть?
    - Да, да, да! - зашипел я, наливаясь злостью. - Очень хочу…
    Но не успел я завершить фразу, как девушка воскликнула:
    - Чудесно! Сейчас вам пришлют девочку.
    И тут я совершил стратегическую ошибку.
    - Спасибо, но у меня уже есть, - произнес я, начиная закрывать дверь.
    С девушкой произошла моментальная метаморфоза. Соблазнительность точно ветром сдуло, ярость исказила ее черты, она резко всунула ногу в щель и так наподдала дверь, что я, не ожидавший удара, отлетел в сторону.
    - Зойка! - заорала красавица, вглядываясь в темноту номера. - Ты опять, тварь, по чужим клиентам шастаешь? Все, блин, это твой конец!
    - Мужчина, - обратилась она ко мне, берясь за ручку двери. - Отдайте мне эту шалаву. А я вам в сто раз красившую пришлю. И без денег.
    - Нет, - твердо сказал я, окончательно проснувшись. - Катись отсюда. И отпусти дверь, или я позвоню в милицию.
    -Звони, сколько хочешь! - красавица презрительно наморщила лоб. Можно было подумать, что вся милиция, начиная от последнего постового до первого министра, находится у нее на прикорме.
    Лобик-то она нахмурила, но ручку, тем не менее, отпустила.
    Я захлопнул дверь, выдернул из телефона шнур и завалился в постель.
    День начался серым рассветом над кровавыми стенами Кремля. Он стоял за моим окном приукрашенный реконструкцией, желтеющий куполами соборов, новым золотом крестов. Приземистое здание правительственного дворца тяжело бугрилось под зеленой крышей. Я задернул штору, наложил тфиллин и начал утреннюю молитву. Близкое соседство с сердцем бывшей империи зла не мешало. В Кремле теперь сидели другие люди, и я помянул их в молитве, попросив Всевышнего благословить их мудростью и терпением.
    А потом все покатилось, застучало колесами метро, шипением эскалаторов, гулким отзвуком шагов в переходах. Встречи с читателями проходили неплохо, я уже привык к настороженному блеску глаз перед началом и научился находить тропинку к сердцу аудитории.
    На человека, стоящего перед публикой, всегда смотрят настороженно. Видимо, тут срабатывает некое чувство локтя - мы вместе внизу, а он один на сцене. Само расположение сразу приводит к непроизвольному отталкиванию, пусть незначительному, но вполне ощущаемому, когда смотришь в зал с высоты подмостков.
    К Зееву я добрался только через два дня. Он сидел в своем офисе, охраняемом, словно блокпост на ливанской границе, и грустно пил чай. Впрочем, байстрюка, возникшего в результате сочетания кипящей воды с бумажным пакетиком, трудно назвать этим благородным именем.
    - Ну, как твои впечатления от обновленной столицы? - спросил он, пододвигая стул.
    - Неоднозначные впечатления, - сказал я, выкладывая на стол "Эль-Алевский" пакет. - Правда, в метро чувствуешь себя, как дома.
    - В каком смысле дома? - подозрительно хмыкнул Зеев.
    - Похожие плакаты, похожие объявления по радио, даже памятники похожи.
    - Что-то я не припомню памятников в Тель-авивском метро. И самого метро, честно говоря, не припомню.
    - Не трогать вызывающие опасение предметы, обращаться в милицию, при виде подозрительных личностей, памятники жертвам террористических актов - это тебе ничего не напоминает?
    - А, вот ты про что…. - Зеев наморщил лоб. - Чаю хочешь?
    - Ты хотел сказать эрзац-чаю?
    - Не хочешь, не пей. А террор действительно пришел в Россию. Вернее, вернулся. Палестинские выкормыши школ КГБ передали свой опыт чеченским братьям по вере. Мера за меру, знаешь, что это такое?
    - Пьеса Шекспира.
    - Очень смешно! Хотя, пьеса тоже так называется. Как и один из главных законов управления нашим миром.
    - Закон туда, закон сюда, а людей жалко. Люди-то не виноваты! Они о Брежневе только на уроках истории слышали.
    - Люди не виноваты, - согласился Зеев и отхлебнул из кружки. - Так налить? Между прочим, настоящий лондонский "Earl grey".
    - Наливай, уговорил.
    Бергамотовый сбор в этом компоте заменяла изрядная доля эссенции, не заметить этого мог только человек, совершенно не разбирающийся в чае. Но я не стал наставлять Зеева, а молча принялся поглощать пахучий напиток.
    - Скажи мне, - спросил Зеев, - а в чем провинилась немецкая девчушка из Дрездена, по которой проехался взвод изголодавшихся советских солдат? В том, что ее соседи сделали то же самое в какой-нибудь белорусской деревне? Но ведь девчушка сама никого не насиловала?
     А безвестная "японамать" в Хиросиме? Ее-то за что сожгли вместе со всем семейством? Она ведь не бомбила Перл-Харбор?
    Когда вступают на сцену законы исторической справедливости, отдельным личностям остается только молчать в тряпочку.
    - Не нравится мне твое объяснение законов, - сказал я. - Какое-то оно нечеловечное выходит, безжалостное.
    - Понятное дело,- усмехнулся Зеев, - Вы, писатели, относитесь к Высшей справедливости, словно к собственному сочинению. Все должно быть гуманно, разумно, добренькие такие закончики, жалеющие человечков. Это Божество, понимаешь, грозный Бог возмездия! А ты ему свои качества приписываешь, и удивляешься, что концы не сходятся!
    - Вот, значит, чем ты теперь занимаешься? - кивнул я на заваленный бумагами стол. - Высшую справедливость подсчитываешь!
    - Если бы, - устало вздохнул Зеев. - Глупостями я занимаюсь и канцелярщиной, а не справедливостью. Хотя и в этом занятии, наверняка кроется какая-нибудь справедливость. Хотя бы по отношению ко мне.
    - А как орган? - спросил я. - Наигрался?
    - А-а-а! - Зеев огорчено махнул рукой.
    - Что, времени не хватает? Или к инструменту не допускают?
    - Времени хватает и инструмент под боком, играй, сколько влезет. Теперь ведь все приватизированное, концертные залы тоже. Так я в одном несколько семинаров организовал. Никакого использования служебного положения в личных целях, семинары все равно проводить нужно было, не в том зале, так в другом. Я выбрал этот и теперь могу играть на органе хоть сутками.
    - Так в чем дело? Ты ведь за этим в Москву ехал.
    - Бодливой корове Бог рогов не дает. Хорошая русская пословица.
    - Слышал, слышал. Значит, вся проблема в твоих рогах?
     - Нет, проблема в кураже. Нету куража, кончился. А без него и музыки нет. Приду иногда, сяду за инструмент, клавиши глажу, глажу, а нажимать не хочется. Без звуков как-то уютнее себя чувствую. Иногда сыграю по памяти одно из своих сочинений, так с души воротить начинает.
    - А ты Баха попробуй.
    - Пробовал. Тоже воротит. Если нет куража, его никаким Бахом не заменишь.
    Ну, ты о себе расскажи. Как твои дела литературные, кому звонил, с кем встречался?
    - Так тебе все и расскажи! А может ты шпион?
    - Не может, а точно. Хорошее опусти, обиды выкладывай. Все равно ведь плакаться начнешь, ежели кто на ногу наступил.
    - Да, в общем-то, жаловаться не на что. Литераторы публика интеллигентная, и обижать меня особо не за что.
    - Не за что! - фыркнул Зеев. - Можно подумать, что для обид нужно искать причины.
    - Впрочем, был один случай. Знаешь такого критика, Андрея Мамзера?
    - Никогда не слышал.
    - Ну, он довольно известная личность. Позвонил я к нему, хотел кое-какие материалы передать. А он даже встретиться не пожелал. Отнесите, говорит, ваши материалы в экспедицию нашей редакции, оттуда мне их переправят.
    - И ты передал? - презрительно спросил Зеев.
    - Конечно, нет.
    - И правильно сделал. От человека с такой фамилией ¹ нельзя ждать ничего хорошего.
    У Зеева я просидел несколько часов, он вышел меня проводить, и мы долго гуляли по промозглым московским улицам. Сумрачный, унылый город. Уныние разлито во всем, даже в неестественно ярких рекламах. Расфуфыренные, расфранченные церкви, несмолкаемый звон колоколов, и неисчислимое количество старушек, молящих о милосердии, предлагающих в переходах три морковинки, кучку яблок. У бабок нормальные лица, и усталые от многолетней работы руки, они не пьяницы и не задрыги, а обычные люди, которых государство выбросило на улицу.
    Я покупаю, не торгуясь, яблоки, морковки, тертый хрен, отхожу за угол и осторожно опускаю в ближайшую урну. Мне нечего делать с этими продуктами, но просто так давать деньги неудобно. Увидев нищего, мы невольно ставим себя на его место, жалеем себя и подаем, по существу, самим себе, своему возможному будущему.
    Глядя на этих бабуль я вспоминал свою бабушку, всю жизнь прожившую на нищенскую пенсию в двадцать один рубль. Я увез ее в Израиль, и она успела немного насладиться южным солнцем, обилием фруктов и чуть-чуть отдохнуть от изматывающей тревоги о завтрашнем дне. Так мне казалось, пока перед самой своей смертью бабушка не преподнесла мне небольшой сюрприз.
    Она подозвала меня к постели и вытащила из-под подушки потертый кошелек. Я хорошо его помнил, вещи служили бабушке по много лет. Из этого кошелечка она всегда доставала монетки для моего школьного завтрака. Я не покупал за десять копеек пирожное "лодочка", а откладывал денежку и, набрав за месяц несколько рублей, бежал в филателистический магазин за марками.
    Бабушка протянула мне кошелечек и сказала:
    - Возьми, я тут скопила немного. Пригодится.
    Я открыл кошелек. Аккуратно свернутые, в нем лежали все подаренные мною купюры.
    - Зачем, бабушка!?
    - Ты молодой, быстро деньги тратишь. Кто знает, что завтра произойдет? Может, работу потеряешь, или, не дай Б-г, что другое случится.
    Она экономила всю жизнь и не смогла расслабиться даже в сытом, спокойном Израиле.
     У бабулек на улицах, судя по всему, не было внуков, некому было сунуть в потертые карманы их старых пальто несколько десятков долларов. Я бродил по Москве, покупая ненужные мне грибы и маринады, думал про одинокую старость, и бессилие перед несправедливостью жизни наполняло мой рот горечью, словно перестоявший зеленый чай.
    На следующий день выяснилось, что я выступаю неподалеку от того места, где располагается редакция Мамзера. Усмотрев в этом совпадении некий знак, я решил все-таки отнести материалы в экспедицию. Настроение после встречи с читателями было у меня приподнятым, но быстро испортилось, стоило подойти к огромным дверям многоэтажного дома. Я уже успел позабыть, как строились в Москве присутственные места. Наверное, была в этом некая имперская традиция, подавить посетителя, дав ему почувствовать собственную ничтожность по сравнению с величием и святостью учреждения. Забавно, что куда более высокие небоскребы Манхэттена пробуждают восхищение, гордость за способность человеческую возводить такие громады, они удивляют, могут даже ошеломить, но не унизить.
    В здании, помимо редакции, располагалось множество всякого рода учреждений, и заходить дальше вестибюля, конечно же, категорически воспрещалось. Я позвонил по внутреннему телефону, висевшему на обшарпанной стене, представился и изложил свое дело.
    - Ожидайте, - холодно ответила секретарша. - К вам выйдут.
    Честно говоря, я давно отвык от подобного обращения, оно уже не обижало, а вызывало какую-то оторопь. Мне казалось, что так разговаривают только в старых советских фильмах, а вот, поди ж ты, столкнулся носом.
    Минут через десять смиренного ожидания на лавочке из кабинки лифта выскочила симпатичная девчушка лет восемнадцати, оббежала глазами группу ожидающих канцелярской милости, безошибочно выделила меня и, подойдя плотную, на всякий случай громко спросила.
    - У кого материалы для Мамзера?
    Я передал ей пакет и с полностью испорченным настроением поехал в гостиницу. Выйдя из метро, я сразу попал под дождь. Он нещадно колотил по Историческому музею, полировал привставшего на стременах бронзового маршала, и пробиться сквозь завесу быстро несущихся капель, даже под зонтиком, представлялось довольно рискованным занятием. Я огляделся по сторонам и нырнул в Охотный ряд.
    Обыкновенный торговый центр: эскалаторы, витрины, толпы зевак. Я быстро отыскал кафе, уселся за столик, спросил чаю. Попивал, не спеша, осматривался по сторонам. Продукт они заложили качественный, настоящий "English Breakfast", только заварить правильно не сумели. Чайничек, наверняка, не был нагрет, сыпанули в холодный фаянс заварку, залили кипятком и подали. И, тем не менее, испортить такой исходный продукт непросто.
    Народу много, все столики заняты. Вскоре и за мой уселись двое, явно кавказского происхождения. Быстро выпили по чашке кофе, гортанно переговариваясь вполголоса. Один из них, высокий, с блестящими залысинами, в черном гольфе под самый подбородок, вертел в руках сотовый телефон.
    Я отвернулся и перевел взгляд на другие столики. Зачем смущать соседей. Впрочем, чего им стесняться, их язык мне непонятен. Пока я рассматривал публику, кавказцы встали и ушли. На столике остались две пустые чашки, смятые пакетики из-под сахара и.… Вот балда! Он же забыл свой сотовый. Я быстро встал, и огляделся, но кавказцы уже вышли из кафе. Не бежать же за ними вдогонку!
    Я взял сотовый в руки. Н-да, красивая штучка, "Nokia" последней модели, с большим экраном, встроенной видеокамерой и всяческими наворотами. Мне давно хотелось сменить свой старенький "Samsung", но на такую роскошную машину я мог только облизываться.
    Значит так: жду пять, нет, десять минут, и если хозяин не возвращается, телефон мой. С другой стороны, по еврейскому закону, если на вещи есть метки, вроде адреса или фамилии хозяина, то нужно возвращать находку. Сотовый не безликая вещь, можно позвонить в компанию, узнать адрес. Ну, и что дальше, бегать по Москве разыскивать "кавказца"? Мне больше заниматься нечем?
    Я положил аппаратик в карман куртки, и отхлебнул еще чаю. Интересно, как бы поступили на моем месте коренные жители? То есть, каков обычай этого города, как ведут себя в подобных ситуациях его обитатели?
    Впрочем, какая мне разница? Мое поведение определяют не туземные привычки, а еврейские законы. Вот отсижу десять минут и пойду. Но телефон выключать не стану. Если у хозяина хватит ума позвонить на собственный номер, скажу ему свой адрес, пусть приезжает и забирает.
    Словно услышав мои мысли, телефон мягко завибрировал. Я потянулся к карману и в ту же секунду к столику подбежал взволнованный "кавказец",
    - Вы телефон тут не видели? - спросил он без всякой надежды.
    - Видел, - сказал я. - Сижу вот, и поджидаю, пока вы вернетесь.
    Я вытащил вибрирующий аппаратик из кармана и протянул "кавказцу". Он недоверчиво посмотрел на меня, схватил телефон, поднес к уху и произнес несколько слов. Потом еще раз посмотрел в мою сторону, буркнул что-то напоминающее "спасибо" и быстро вышел из кафе.
    Вернувшись в гостиницу, я позвонил Зееву.
    - Я бы вообще не стал его трогать, - сказал он. - Черт его знает, чем оно может оказаться. Но обыкновенный москвич немедленно выключил бы телефон, спрятал его в карман, а потом вставил бы новую карточку и будь здоров. То-то кавказец на тебя удивленно посмотрел, подвоха, видимо, ждал. Не ведут себя так в наших местах, нет, не ведут.
    Не успел я положить трубку, раздался звонок. На другом конце провода раздался голос моего брата.
    - Где ты ходишь целыми днями?- раздражено спросил он. - Звоню, звоню, никого нет.
    - Ты что думаешь, я приехал в Москву, чтобы сидеть в гостинице и дожидаться твоего звонка?
    - Ладно, ближе к делу. Зайди в магазин и купи для меня бутылку "Русского Стандарта".
    - А что это такое?
     - Новая водка. Я вчера попробовал - песня! Закусывать не нужно.
    - Вы что, сговорились? Одному вези водку из Москвы в Израиль, другому их Израиля в Москву.
    - Когда я летал с Пересом в Давос, я не привез тебе виски? А с Натаниягу из Токио не привез? А с покойным Рабиным из Осло? А с…
    - Ладно, ладно, зицпредседатель, куплю тебе желанный напиток. Но учти, Зеев утверждает, будто вся водка в Москве паленая.
    - Он ничего не понимает, твой Зеев. На "Русском стандарте" каждая бутылка специальной печатью окольцована. Ноль подделок! Но учти, есть по семьсот пятьдесят грамм, а есть по литру, так...
    - Брать литр? - перебил я.
    - От-азой²! Наконец мы достигли взаимопонимания.
    Сейчас я уже не могу припомнить, как прошли, пробежали, пронеслись оставшиеся дни в Москве. Я разъезжал по городу, выступая на разных площадках, а в перерывах между выступлениями ходил по книжным магазинам, или сидел в синагоге над листом Талмуда. Учение здесь ощущалось совсем по-другому, чем в Израиле, где этим делом заняты сотни тысяч людей. Здесь же, на весь огромный, десятимиллионный город Тору учило несколько десятков человек, и удельный вклад каждого был куда весомее.
    В последний день я позвонил Зееву.
    - Уезжаешь, значит…- грустно сказал он. - Напишешь, поди, путевые заметки: " Москва - город контрастов". Над всеми посмеешься, а надо мной больше всех.
    - Не больше, - заверил я его.
    - Опозорил ты меня, - грустно добавил Зеев. - Уронил честь израильтянина.
    - Это еще как?
    - А очень просто. Пришли ко мне гости, поставил я на стол твою бутылку. Похвастался еще, мол, в "Эль-Але" куплена, на высоте десять тысяч футов. И что? Паленая дрянь, не лучше, чем в киоске за углом.
    -Зеев! - у меня даже дыхание сперло. - Ты же видел, где я ее купил! Специально мешочек оставил! - Никому нельзя верить! - мрачно заявил Зеев. - Не на кого нам надеяться, кроме как на Отца Небесного.
    - Омейн! - сказал я.
    Прошло два месяца. Москва отодвинулась, пороша забвения начала оседать на еще недавно четкие контуры ее домов, людей, встреч. В Израиле наступила зима, потянулись прохладные дни, с непривычным шумом воды в водосточных трубах. Хорошее время для чая. Когда-то я увлекался экзотическим смесями, покупал в магазинах жасминовый сбор, лепестки роз, каркадэ, смешивал несколько сортов цейлонского отборного, "женил", тщательно выбирал форму и вид чайничков. Все это в прошлом.
    Теперь я ценю простые вещи с открытым вкусом. Если смешать в правильной пропорции настоящий китайский зеленый чай с лимонным матэ, дать выстояться и пить небольшими глоточками, то сладостная истома незаметно заполняет тело, голова наливается ясностью и многое, казавшееся непонятным, вдруг выплывает из тумана неустроенности, сияя, словно экран компьютера...
    В тот день я долго сидел над одной неподатливой фразой. Не ладилась она, не задавалась, глаголы выпирали, словно костлявые колени, эпитеты получались чересчур длинными, выпадая из ритма. Я крутил ее на разные лады, рассыпал, точно карточный домик, складывал снова, читал в голос, и, неудовлетворенный, снова рассыпал. Спустя час безуспешной борьбы с неподатливым словом я отвернулся от компьютера и в раздражении схватил с письменного стола первую попавшуюся книжку. Надо было отвлечься, переключить глаз и ухо на иные ритмы, и потом взглянуть на упрямую фразу с другой точки зрения.
    "Книжка" оказалась путевым блокнотом, и он распахнулся на странице с телефоном Мамзера.
    "Вот и прекрасно, - подумал я, - сейчас позвоню и спрошу".
    Мамзер был на месте и, спустя несколько минут, в трубке прозвучал его голос. Для начала я представился, а потом спросил.
    - Несколько месяцев назад я передал вам свои материалы.
    -Я помню, - очень сухо ответил Мамзер.
    Возникла пауза. Она длилась долго, секунд пятнадцать. Беседовать со мной Мамзер не желал. Вообще-то разговор можно было заканчивать, но меня охватила злость. Конечно, то, что я пишу вовсе не обязано всем нравиться, но Мамзер реагировал, словно обиженный мною человек. Я оскорбил его, уж не знаю чем, возможно, самим фактом обращения, возможно, чем-либо иным, но в любом случае, то же самое он мог сделать гораздо вежливее. Поэтому вместо того, чтобы закончить разговор, я спросил.
    - Вы прочитали?
    - Я просмотрел, - с явным раздражением ответил Мамзер.
    Ничтожество, в моем лице, посмело задавать вопросы? Вместо того, чтобы утереться и тут же исчезнуть во мраке, оно продолжало интересоваться. Ну, разве это не возмутительно! Ситуация начала меня забавлять.
    - Ну, и как? - спросил я.
    - А никак, - злобно сказал он. Маска бесстрастности слетела с него куда быстрее, чем допускали правила игры в вежливость. Я вспомнил слова Зеева, - что можно ожидать от человека с такой фамилией - попрощался и повесил трубку.
    Захлопнув блокнот, я положил его на стол и поднял глаза к экрану. Пришло новое письмо. Мой компьютер подключен к Сети двадцать четыре часа в сутки, общение online из сказки начала девяностых годов превратилась в привычку. Мир сжался до размеров клавиатуры компьютера, расстояние от Тель-Авива до Нью-Йорка или Москвы теперь измеряется не километрами, а количеством нажатых клавиш.
    Письмо оказалось с почтового сервера Mail.Ru, на котором размещен мой почтовый ящик.
    
    "Здравствуйте! Мы очень рады сообщить Вам, что адрес Вашего почтового ящика стал победителем еженедельной лотереи проводимой почтовой службой MAIL.RU и Вы стали обладателем сотового телефона "Nokia 6600". Для того, чтобы мы отправили Вам сотовый телефон "Nokia 6600", Вам нужно прислать нам Ваш точный домашний адрес: город, индекс, место проживания, ФИО, телефон (если есть). Постарайтесь не делать ошибок. Приблизительное время доставки по РФ - 3 рабочих дня. С уважением, Почтовая Служба MAIL.RU"
    
     Вот так сюрприз! Действительно, несколько дней назад я получил письмо от Mail.Ru с предложением участвовать в конкурсе. Предложение очень походило на Spam и я уже занес, было, палец на клавишей Delete, но в последнюю секунду передумал. От меня требовалось всего только дать согласие на участие в конкурсе. "В конце концов, риска-то никакого",- подумал я, и перенес палец на Enter. И вот, неожиданные последствия моего поступка предстали передо мной во всем великолепии.
     Сотовый телефон, фотография которого прилагалась к письму, был точной копией того аппарата, который забыл кавказец из "Охотного ряда". Действие закона шекспировской пьесы выглядело настолько явным, что мне стало не по себе. Если Всевышний так откровенно проявляет Свое присутствие в мире, обнажая механизм управления, наверное спрос с меня будет теперь иной. А это значит, что нужно срочно пересмотреть свои поступки, принять дополнительные ужесточения в изучении Торы и соблюдении заповедей. Об этом следует подумать, и подумать крепко. Пока же я срочно написал ответ Mail.Ru , сообщил мой адрес, телефон и вернулся к незадачливой фразе. Но поработать мне не пришлось, ответ пришел спустя несколько минут.
    
    "Здравствуйте! Ваши данные приняты! Так как вы проживаете в Израиле, вам нужно заплатить за доставку вашего приза 291 руб. (9.9$) Какой вид оплаты за доставку Вы предпочитаете: Банковский перевод, WebMoney, Яндекс-деньги, WM-карточки, Яндекс карточки? С уважением, Почтовая Служба MAIL.RU"
    
    Честно говоря, я бы не хотел поручать российской почте доставку столь хрупкого аппарата. Для такого недоверия у меня были вполне конкретные причины. Несколько недель назад я отправил своему издателю компакт-диск с файлами обложки моей новой книги. Помимо пластмассовой коробочки, я упаковал диск в специальный конверт для пересылки хрупких предметов. Посылка дошла быстро, но когда в издательстве вскрыли конверт, оказалось, что диск разломан на две аккуратные половинки. Объяснить это стечением обстоятельств невозможно - компакт-диск при ударе разлетается на множество осколков. Видимо, какой-то добрый человек, работающий в российском почтовом ведомстве, увидел посылку из Израиля, и не поленился, осторожно вскрыв конверт, распилить диск на две части, а потом, злорадно улыбаясь, вернуть половинки на место и заклеить конверт.
    Подивившись оперативности работников Mail.Ru я написал:
    
    "Добрый вечер, Почтовая служба! Я могу дать адрес моих московских друзей, и Вы пришлете телефон к ним. Такой вариант возможен?"
    
    Пока шустрые работники почтового сервера обрабатывали мое послание, я залез в "Яндекс" и быстро отыскал характеристики "Nokia 6600". Стоила эта игрушка четыреста долларов, а технические данные были просто великолепны. Покамест я, внутренне потирая руки, обдумывал, как с наибольшей пользой распорядиться всеми открывающимися передо мной возможностями, пришел ответ от Mail.Ru.
    
    "За доставку по Москве, вам нужно будет заплатить 151 руб. (5.2$)
    Какой вид оплаты за доставку Вы предпочитаете: Банковский перевод, WebMoney, Яндекс-деньги, WM-карточки, Яндекс карточки?
    С уважением,
    Почтовая Служба MAIL.RU"
    
    Это уже показалось мне странным. Если Mail.Ru дарит мне аппарат стоимостью четыреста долларов, для чего им требовать от меня оплаты каких-то ничтожных почтовых расходов? И вообще, факт предварительной оплаты крупного выигрыша сразу пробудил в моей памяти множество историй про аферистов и жуликов, наживавших немалые деньги на таких вот "оплатах почтовых расходов". Недолго думая, я написал в службу технической поддержки сервера Mail.Ru.
    
    "Добрый день!
    Я получил несколько писем от имени Почтовой службы
    MAIL.RU, в которых меня поздравляют с выигрышем сотового
    телефона. Чтобы получить подарок я должен заплатить
    определенную сумму. У меня возникло подозрение, что это обман.
    Вы не могли бы подтвердить или рассеять мои сомнения. Спасибо."
    Рассыпанное на части предложение теперь показалось мне совершенно неправильным. В нем было слишком много деепричастий, они то и делали фразу неповоротливой. Я стер все варианты и быстро написал совершено другое предложение. Но полюбоваться написанным не удалось, мелодичный звон возвестил о приходе очередного сообщения.
    
    "Здравствуйте. Пришлите, пожалуйста, пример полученного вами письма с полными служебными заголовками, желательно в виде приложения. Опцию "Заголовок" при чтении письма через веб-интерфейс можно увидеть, нажав на ссылку "Заголовок". С уважением, Оксана. Служба поддержки пользователей почтовой системы Mail.Ru При ответах, пожалуйста, полностью цитируйте переписку. Для отправки запросов в Службу поддержки используйте специальную форму: http://win.mail.ru/cgi-bin/support"
    
    Выполнив все требования службы поддержки, я отправил письмо и вернулся к недостроенному предложению. Впрочем, делать с ним было нечего, все стояло на своих местах, поворот фразы произошел, "рычаг лежал в ладони и обогревался". На волне успеха я продолжил рассказ и работал около часа, пока следующий мелодичный звонок не возвестил о получении письма. "Спасибо за ваше сообщение! Почтовый ящик спамера закрыт. С уважением, Оксана. Служба поддержки пользователей почтовой системы Mail.Ru".
    
    Так все-таки это был жулик! Честно говоря, я ожидал совсем другого ответа. Ожидал я подтверждения выигрыша и даже вытащил из интернет-магазина картинку "Nokia 6600" и поместил ее в центре "рабочего стола" компьютера. А тут такой афронт! И как же теперь быть с пьесой Шекспира?
    Зазвонил телефон.
    - Строчишь? - спросила трубка голосом моего брата.
    - Строчу.
    - А я вот с поминок вернулся. От соседки. Сын у нее погиб. Школьник, в четвертом классе.
    - Н-да, хорошие новости.
    - Я эту соседку помню еще совсем юной, когда они двадцать лет назад в наш дом въехали. Сразу после свадьбы. Стройная девочка с испуганными глазами. Теперь она совсем не стройная, четверо детей все ж таки, и глаза не испуганные, а горечью налитые.
    - Это у нее два года назад муж погиб?
    - Точно! Поехал на свадьбу в Иерусалим, а в зале пол провалился прямо во время танцев. Рассказывали, когда они упали с третьего этажа на второй, он только ушибся, вскочил, стал другим помогать. А потом перекрытие второго этажа тоже провалилось, там его и накрыло.
    Трубка тяжело вздохнула. Я молчал, не зная, что сказать.
    - А год назад старшая дочка пулю в Газе получила. В живот. Врачи вытащили, но рожать уже не сможет. И теперь сын. У нас все соседи собрались, пошли ее проведать. Она, бедняжка, ни говорить, ни плакать уже не может. Молчит. Только молчит. Да, взял я бутылку, что ты мне из Москвы привез. В каком киоске ты ее покупал?
    - Что значит в киоске? Специально в "Елисеевский" пошел.
    - Елисеевский-шмелисеевский. Паленая твоя водка, пить невозможно. Да хрен с ней, меня глаза соседки не отпускают. Куда не посмотрю, везде они передо мной.
    - А как это произошло?
    - Мальчик на остановке стоял, вместе с другими детьми, ждал школьного автобуса. А водитель на самом подъезде сознание потерял - инфаркт с ним случился. Ну, и заехал на тротуар. Трое убитых, шестеро раненых.
    Вот ты, писатель, о судьбах людских размышляешь, Талмуд учишь. Ты объясни мне, что происходит. Берут нежную душу человеческую, бросают в каменный котел нашего мира и заливают кипятком жизни. И что же выходит, объясни мне, что получатся?
    - Мне кажется, я знаю ответ, - тихо произнес я. - Получается чай.
    

---

¹мамзер - байстрюк, незаконнорожденный ( иврит)
² Да, вот так ( идиш)