Павел Лукаш

          В очередной поэме он исказил мою фамилию, полезные привычки заменил вредными и выбрал сюжет, не имевший места в действительности.
     -Я тебя увековечил, - говорит писатель Т., - теперь напиши обо мне. Не теряй времени, а то пожалеешь, потому как один критик сравнил меня с Пушкиным.
     -Сравни его с Белинским, а мне в этом симбиозе места нет.
    
     Но, поразмыслив, я согласился с Т. Во-первых, написать не трудно - я присутствовал при начале его творческой карьеры и нахожусь при ее продолжении, и если что-то сам не вспомню, могу спросить - герой рядом. Во-вторых, по моему убеждению, любые мемуары увековечивают в первую очередь пишущего, а не того, о ком пишут. К тому же Т. еще не знаменит, несмотря на то, что его поэмы и романы публикуют с продолжением в местном журнале. Спрос на литературу резко снизился - ушел читатель в Интернет, в кабельное телевиденье, в уикенды на островах... Литературу потребляют сами писатели и критики-энтузиасты.
     Наброски для рассказа о писателе Т. я подготовил на случай, если кончится электричество и самолетный керосин, а интерес к литературе, соответственно, возрастет*.
     Писатель Т. вполне потянет на небольшой рассказ.
    

     Начало:

     В комнате пахнуло зоопарком.
     Лев стоял на задних лапах в дверном проеме.
     -Разрешите войти?
     Сверкнули рыжие кудри, зачесанные назад. Сверкнули челюсти. Золотые очки сверкнули. На волосатом запястье сверкнули часы «Ролекс».
     -Разрешите представиться: Т.
     -Что? - не поняла она с первого раза.
     -Зовите меня просто - Лева. Это я вам звонил вчера вечером.
Он рычал. Дорогое животное. Мечта вдовы средних лет.
     -Проходите...
     -Хорошие у вас духи, - заметил Лев, - черной икрой пахнут. И дом приличный. Хотя для вдовы классика...
     Вскоре они поженились.

    
     Послесловие:

     -Господи, - спрашивает писатель, - неужели все дешевка: и моя трилогия, и поэма о любви...?
     -А ты не знал?
     -Я надеялся...
    
     Он просыпается в холодном поту, что есть объективная реальность, а не какой-то переносный смысл. Рядом жена, на двух третях кровати.
     Они слишком разные. У него теряются зажигалки, у нее ломаются зонтики. Его волнует, что приятель издал книжку дешевле, чем три зуба вставить, ее - что подруга похудела на одиннадцать килограммов... Теперь тираж этой книги составляет половину личной библиотеки того самого приятеля; а упомянутая подруга после похудания все равно весит центнер, но принципиально другое - продвинулись люди.
     А здесь - сплошной регресс. Например, пять лет тому назад у него была новая машина, а сейчас - пятилетней давности... И главное - он давно не влюблялся!
     -В чем проблема? - спрашивают друзья. - Посмотри, сколько вокруг...
     -Только не из тех, что вокруг - смотреть не на что.
     -А на стороне ты никого не приметил?
     -Никого.
     Без любви нет поэм о любви, нет романов-трилогий.
     -Почему, Господи?
     И ответа нет наяву, но с другими же Он разговаривает!
     -Я ничего не сочиняю, - утверждает другой, - мне в ухо шепчут, а я записываю.
     Кто ему в ухо шепчет? Судя по художественным результатам, та самая деревяшка, что висит над письменным столом - самодельный идол из найденного в парке сучка. Но по итогам материальным: этот сучок - Буратино, подаривший папе золотой ключик.
    

     Предыстория:
    
     В середине ноября я зашел в редакцию еженедельника «Цветы для женщины», где вполне безоговорочно и почти безгонорарно публиковались мои постмодернистские рассказы, и сразу направился в кабинет замредактора.
     -Здравствуй, Левка, - сказал я негодяю, с которым тридцать лет тому назад трудился в первом классе незабвенной, как наше детство, начальной школы. - Журнал мне должен за два разворота, но ради искусства...
     Тут я выложил на стол нетолстую рукопись:
     -Это то, что ты просил.
     -Во-первых - я ничего не просил, а во-вторых - за деньгами зайдешь через месяц, - нагло заявил он.
     -Через месяц я буду на юге, - в теплом городе. Отпуск у меня, и повесть нужно дописать, совмещая приятное с полезным. То есть, деньги плати сейчас. Думаешь, если я не кормлюсь писаниной, а получаю зарплату на производстве, то меня можно грабить? Мы так не договаривались, - причитал я быстро, чтоб не дать ему сосредоточиться...
     -Мы никак не договаривались. У тебя тут эпиграф из Мэтра, - заметил он, приоткрыв рукопись. - Уважаешь покойника?
     -Уважаю и считаю великим поэтом. Сейчас общественность засуетилась: «Сто романов, сто романов...», а я еще в детстве читал его стихи. Вашей бредколлегии на всех плевать, а я, возможно, тоже стану великим.
     -Обязательно, - согласился Лева, - если займешься делом на юге.
     -Не понял? У меня отпуск...
     -У тебя задание от редакции, - заявил замредактора, - взять у вдовы интервью - женскую какую-нибудь историю. Скоро, в предвестии очередного юбилея, к ней будет не пробиться. Шутка ли - сто романов за пять лет.
     Он задумался.
     Во всяком случае, со мною расплатились за прошлое и выдали аванс.


     История:
    
     Мэтр умер за два дня до своего юбилея. Это событие прошло незамеченным на фоне бурной действительности. Спохватились через год, сначала в маленьком городе, где поэт родился, рос и доживал, а потом в столице, где он также прожил лет сорок.
     Что-то перепало и вдове. В течение многих месяцев статьи о ней мелькали там и тут. Ее навещали в курортном городе - вернуться в столицу навсегда или на время она не захотела. «Здесь его могила, - объявила тридцатилетняя вдова на весь мир, - здесь и меня похоронят».
     Но с тех пор интерес к покойному поугас и я подумал, что она охотно встретится с внештатным корреспондентом маленького еженедельника для женщин.
    

     Пулеметчик:
    
     Она приехала на юг, сняла комнату возле моря у пожилого холостяка и задержалась...
     Девяносто четыре романа создал Мэтр за пять лет семейной жизни. Пьес, рассказов, повестей, статей и заметок он не писал; раньше сочинял стихи, по десятку в год, а потом как прорвало - до тридцати страниц ежедневно скорописью и без правок - чистая проза. Жена прозвала его пулеметчиком.

     Продолжение:

     Интервью не состоялось, так как я оказался на юге позже, чем полагал изначально.
     Китайский «Ролекс», дедушкины очки, краска «Колестон» для волос и старые керамические челюсти, отбеленные зубной пастой «Колгейт» сделали свое дело - Лева Т. увез в столицу бывшую вдову.
     Через несколько лет какой-то критик называл его современным Толстым и живым классиком. До женитьбы Лев сочинял поэмы, а теперь пишет прозу - ни дня без романа...

    
     Окончание:

     Как современник и очевидец заявляю: не существует писателя Т.
Это имя является псевдонимом одной субтильной дамы - вдовы малоизвестного скульптора, сочиняющей охотничьи рассказы в свободное от основного хобби время. Основное хобби ее заключается в следующем: раз в неделю она отправляется в городской парк на автомобиле пятилетней давности, там собирает замысловатые корни и сухие ветки и мастерит из них всяких чертей. В последнем номере еженедельника «Цветы для женщины» ее сравнили с Генри Муром.
     2001

* На тот же случай я до сих пор не выбросил механическую пишущую машинку.